Дмитрий Шишкин - Возвращение красоты

В момент самого восторженного подпрыгивания, с самой счастливой улыбкой и поднятыми вдохновенно руками, я вдруг почувствовал, что совсем не хочу улыбаться… и прыгать не хочу… вот не хочу, и все, но делаю это все помимо воли: и рот у меня до ушей как будто чужой, и счастье прет из меня во все стороны не мое, и прыгаю как будто не я вовсе — прыгаю не желая этого, подчиняясь все той же непостижимой магической силе… Это был всего лишь миг, но миг незабываемо и достаточно яркий для того, чтобы я затем снова и снова возвращался к нему в своих мыслях, обдумывал и все более утверждался в мысли, что я не хочу быть… да кем бы то ни было, если я именно не хочу этого сам…

Это был первый и весьма существенный толчок, но следующим и последним поводом для ухода стало вот что.

Жизнь у кришнаитов весьма специфическая. В отношении пищи они придерживаются правила ахимсы (ненасилия) и потому не употребляют пищу животного происхождения, за исключением молочных продуктов. Также они исповедуют строгое половое воздержание. Настолько строгое, что юные подвижники туго перетягивают причинные места специальными кусками материи. Но при отсутствии подлинно духовных переживаний лично мне это помогало мало, а точнее, не помогало совсем.

Примерно через полгода такого воздержания со мной стали происходить странные вещи. Как бы это объяснить получше…

Понимаете, все эротические ощущения во мне обострились до какого-то почти немыслимого предела, так что я стал чувствовать и угадывать тончайшие нюансы чувственных переживаний находившихся рядом девушек и женщин, причем даже и вовсе незнакомых. Я то и дело натыкался на прямые и косвенные подтверждения правильности моих ощущений и выводов, и это день за днем превращало мою жизнь в какую-то нестерпимую, безысходную муку.

Ко всему прочему, во время утреннего чтения Маха-мантры со мной стало твориться что-то невообразимое… Я как будто уносился в невидимый, но реальный мир эротических грез и фантазий, становился свидетелем и участником какого-то вселенского чувственного восторга, экстаза. Передо мной являлись, манили, подобно дорогим тончайшим духам, ярчайшие образы, настолько осязаемые и живые, что я просто не в состоянии был справиться с их очарованием, как ни старался. Более того, чем внимательнее я вслушивался в слова Маха-мантры, чем прилежнее «молился», тем сильнее становилось влечение и ярче пленявшие меня образы…

В конце концов, не находя объяснений происходящему, в полной растерянности я потянулся к авторитетной дореволюционной энциклопедии Брокгауза и Ефрона. То, что я там прочел, заставило меня в равной степени и изумиться, и призадуматься. В энциклопедии было написано:

«Являясь в народном культе преимущественно божеством эротического характера, Кришна в религиозно-философской поэме «Бхагавад-гита» отождествляется с верховным существом, воплощенным в человеческом виде».

Ну что тут добавить… Как говорил один мой знакомый: «Вот те нате, с под кровати!»…

Очень скоро я покинул Общество сознания Кришны, благополучно возвратившись в привычный мир «презренных карми»…

Меня занесло в Удмуртию. Кто бы мог подумать! Ижевск — громадный промышленный город, очень странный для южного провинциала. Здесь по утрам поднимаются в небо пугающие столбы разноцветных дымов, снега так много, что от скамеек на остановках в декабре остаются торчать одни спинки, люди ходят на работу в валенках, а морозы бывают такие, что замерзает какая-то пленка в глазах и становится трудно смотреть. Здесь делают лучший в мире автомат, а на окраине люди живут в покосившихся бревенчатых избах, и бабы, замотанные в шали, носят коромыслами воду…

Я валяюсь вечером на диване и смотрю телек. И вот местная новость: в городе объявился китайский учитель гимнастики цигун. Настоящий учитель! А для меня в то время китайская философия была просто эталоном мудрости: «И я, и ты — все мы лишь сон, и то, что я называю тебя сном, — это тоже сон…». Вот бы увидеться, но где там… Город с населением больше полумиллиона человек! Я помаялся маленько да и перестал.

И вот на следующий день еду в автобусе — обычном маршрутном «Икарусе», двойном, с таким гармошечным тамбуром. Висну лениво на поручне и смотрю в окно. Рядом маячит физиономия знакомая, «не наша», но где-то я ее видел… Хозяин физиономии сошел на остановке и физиономию унес. Автобус тронулся, и тут меня осеняет: да это же китаец! Тот самый — Ян Хен Ли! Благо, следующая остановка оказалась недалеко. Я выскочил и побежал назад. Стал выведывать у прохожих: не видали ли они здесь китайца. И вот чудо — один из них указал на общагу местного университета. Я прибежал на проходную, допросил вахтершу и уже через минуту сидел в комнате Ян Хен Ли.