Дмитрий Шишкин: Возвращение красоты

В этот «оптинский период» автору открывается то самое живое свидетельство о бытии Божием, которого ему так не хватало все эти годы: «сияние вечной жизни на лице человека» [10] Антоний (Блум), митр. Может ли верить современный человек // Архив митрополита Антония Сурожского [Сайт]. URL: http://masarchive .org/sites/texts/1978-03-05-l-R-E-S-EM04-004CanAModernManBelieve.html . Бывший игумен Оптиной Феодор (Трутнев), новомученик инок Ферапонт, старец Илий — все эти светлые, написанные с любовью образы являют собой истинную красоту человеческой души, которую невозможно создать никакими искусственными средствами, потому что Творец ее — Сам Бог: «Он сообщает Свет и Жизнь причастникам Своим, которые, приобщившись Божественному Свету и Жизни, сами делаются светом и жизнью» [11] Игнатий (Брянчанинов), свт. Аскетические опыты. М.: Правило веры, 1993. Т. 1. С. 358. .

Живя рядом с этим Светом, впитывая его, невозможно не ощутить, насколько мелки перед Ним все эти «застраховывающие от горя» учения, которые считают нирвану и отрешенное безразличие наивысшей мудростью. Мы же «призваны следовать за Тем, Кто плакал над Лазарем и Иерусалимом» [12] Льюис К. С. Любовь // Льюис К. С. Любовь. Страдание. Надежда: Притчи. Трактаты. М.: Республика, 1992. С. 253. , Кто предал Себя на мучения и распятие…

Истинное христианство — всегда мученичество. Об этом свидетельствовали Дмитрию руины древнего княжества Феодоро, об этом свидетельствовала и Оптина пустынь. В 90-е годы автору посчастливилось знать послушника Владимира — будущего новомученика Ферапонта… Он с любовью передает нам живые подробности общения с этим удивительным человеком, сумевшим отказаться и от своего прошлого, и от своей земной любви ради служения Единому Богу. Но когда святые уходят от нас, они становятся еще ближе к нам, еще роднее, и крест над могилой инока Ферапонта возвещает автору не о потере, не о разлуке, не о смерти, а о Жизни, о вечности, о торжестве той самой высшей Правды, к которой он когда-то так отчаянно взывал в далеком детстве…

Разве не удивительно, что Господь всегда слышит нас, всегда внимает нашим детским безотчетным молитвам, не презирая ни одного воздыхания, не обходя молчанием ни одного нашего жалкого вопля к Нему. Он, исполняющий во благих желание твое[13] Ср.: Пс. 102, 5., всегда помнит о них, ожидая возможности дать просимое во время благоприятно[14] Ср.: 2 Кор. 6, 2.. И вот, разве не удивительно, что после Оптиной пустыни Дмитрий оказывается в Свято-Успенском Бахчисарайском скиту: мальчик, плакавший когда-то о разрушенной красоте и несовершенстве этого мира, через много лет оказывается в месте своей детской мечты и теперь своими руками помогает воплощать ее в жизнь — восстанавливать ту самую красоту, которая сияла когда-то в этих заброшенных и позабытых всеми руинах… Позабытых всеми, но не Богом.

В скиту на долю неопытного еще, но ревностного подвижника выпадает множество новых трудностей, которые так часто свойственны возрождающимся общинам: это и бытовая неустроенность, и отсутствие настоящего духовного руководства, и пересекающиеся интересы разношерстной братии. Но все эти, даже самые малые, труды и заботы, которые добровольно несут послушники для поддержания только-только затеплившейся здесь монашеской жизни, оставляют удивительное ощущение: ощущение того, что ими совершается действительно что-то великое. И это великое — в том малом кусочке жизни, который человек осознанно посвящает Богу. Пусть это даже падающий раз за разом, подверженный пагубным страстям человек — само его существование уже оправдано этим необъяснимым стремлением послужить, внести свою малую лепту в дело Божие — и кто знает, может, именно эта лепта и окажется перед Богом гораздо весомее сокровищ многих «праведников»…

И нравится нам это или нет, но руками таких вот простых, незамысловатых, грешных людей Красота возвращается в нашу жизнь — и тогда, и сейчас. Возвращается и благодаря таким вот удивительным и неисправимым идеалистам, мечтающим о высеченной в горах келье, как юноша Дмитрий. И даже не жаль, что в конце концов он выбирает не монашеский путь. Ведь самое главное, что эта его одинокая келья в горах — как чистое сердечное намерение, как величайшая жажда Бога — навсегда останется с ним — чтобы озарять, вдохновлять, придавать силы, аккумулировать в себе все самое доброе и светлое. «Потому что без света человеку нельзя. Никак!»…

И когда приходит время сделать жизненный выбор и откликнуться на призвание Божие, эта светлая мечта, эта «сладкая тоска по настоящему,по святости» ожидаемо перевешивает все возможные рациональные доводы и опасения. Понимаешь, что нет и не могло быть более закономерного конца для жизненной истории нашего непридуманного героя. Конца, после которого самое важное время жизни только начинается — время работать Господу, собирать, воздвигать, возделывать и хранить[15] Ср.: Быт. 2, 15. с молитвой и любовью.