Дмитрий Шишкин: Возвращение красоты

Непостижимо, насколько глубоки и истинны бывают порой эти детские откровения. Но еще более удивительно, как Бог «ухитряется» обнаруживать Себя в самых, казалось бы, непригодных для этого условиях, например… в пионерском лагере, где маленький Дима, сбежав от гремящих дискотек на берег моря, впервые понимает, что они заглушают что-то очень важное в этой жизни. И вслед за пониманием приходит первая боль о несовершенстве этого мира, — мира, где грохочущая музыка ценится больше, чем прекрасное безмолвие природы. Мира, где взрослые, призванные быть примером доброты и любви для детей, так беспощадно расправляются с приблудившейся несчастной собакой. И крест над могилой этой собаки, сооруженный детскими руками, становится воззванием к правде — не к человеческой, взрослой, ущербной и изменчивой, а к надмирной, Божественной Правде, милующей и спасающей Свое творение.

И неважно уже, что маленький Дима однажды в пылу мальчишеского задора будет бить стекла в соседней церкви — когда-то он, помня и сокрушаясь, снова вернется в нее, вырастет и вернется, чтобы совершать службы Тому, Кто ждал его столько лет… Тому, к Кому однажды была обращена его первая, с болью души, молитва в гулком, опустевшем доме: «Иже еси на Небесех!»…

* * *

Судьба автора в юношеские годы во многом была определена той самой «мучительной и страшной взрослой жизнью», которая целые поколения неокрепших, запутавшихся в себе молодых людей втягивала в трясину наркотической и алкогольной зависимости. В «Крымских очерках» мы встречаем уже повзрослевшего Дмитрия, тоскующего от осознания бессмысленности собственной жизни. Зачем учиться, зачем получать профессию, зачем служить в армии, зачем всё?.. Множество «зачем» и «почему», упирающихся в тупик, безысходность, небытие. Наркотики будто бы ненадолго возвращают миру утерянное совершенство, но после каннабисного [4] Каннабис — понятие, используемое для обозначения наркотических препаратов, получаемых из конопли. забвения душе по-прежнему ни в чем не найти покоя.

И даже самые светлые, чистые и жертвенные чувства не могут быть спасением в мире, где царит смерть… После тяжелой утраты дорогого человека в душе Дмитрия вызревает протест, желание «ответить по-настоящему» на этот вызов, брошенный судьбой. Но как ответить? Кому ответить?..

Сам автор характеризует свое состояние всего двумя словами: «Я погибал», но сколько за этими словами скрывалось тогда непоправимых решений, искалеченных молодых судеб. Беспорядочное «мотание по городам», увлечение восточными учениями, практикой цигун — Дмитрий готов был уцепиться даже за самую призрачную надежду, последовать за любым «ненормальным», который мог предложить «что-то большее, нежели эскимо, канцтовары или билет на концерт филармонии». Поэтому неудивительно, что под влиянием индийской философии он на какое-то время примкнул к таким колоритным, таким «духовным» на первый взгляд кришнаитам. Теперь, с высоты своего христианского опыта, автор уже посмеивается над наивностью того юнца, который искал духовность в шафрановых одеждах и непонятных мантрах, адресованных еще более нелепому, исполненному чудовищных противоречий «фиолетовому карапузу Кришне».

То, что сначала показалось глаголами вечной жизни[5] Ин. 6, 68. на деле проявило себя как «отголосок насилия, подделки, принужденности, рабства и мерзости греховной» [6] Игнатий (Брянчанинов), свт. Аскетические опыты. М.: Правило веры, 1993. Т. 1. С. 359. . Окончательным отрезвлением от всех этих «эзотерических шалостей» стало осознание того, что он имеет дело с очень определенной и враждебной человеку силой, которая способна только заморочить и погубить создание Божие.

Не в безумном экстазе и диких плясках говорил с Дмитрием Господь с самого детства, но в величественной красоте природы, в святой тишине древних храмов. Только вот человек обычно мало обращает внимание на то, что кажется слишком простым и привычным. Таким же привычным, как купола той самой церкви, мимо которой маленький Дима ходил когда-то в школу. И некому было объяснить, рассказать о затаившейся совсем рядом Красоте, сокровенной, но не сокрытой… Потому и крещение Дмитрия в 18 лет — как будто при случайных обстоятельствах (но как много на самом деле стоит за всем «случайным»!) — не стало для автора чем-то судьбоносным, и крестик на шее долгое время соседствовал с восточными талисманами, и Евангелие столь же долгое время оставалось непрочитанным. Как часто многие из нас ошибались, думая, что истина должна быть непременно эзотеричной, утаенной от «общей массы», доступной лишь немногим посвященным. Храмы, открытые для всех, как-то не укладывались в такое представление. Бог, распятый на Кресте, еще меньше соответствовал своему «назначению» приносить счастье и благополучие…