Дмитрий Шишкин - Возвращение красоты

В монастыре сейчас человек двенадцать, но это все «летние» подвижники — народ пришлый: капризный, своенравный и ненадежный. «Своих», как всегда, немного — человека три-четыре.

Витя ведет меня в пещерные кельи, в самый дальний, без окна, закуток. Здесь три кровати. На одной спит настоятель — отец Серапион, на другой — напротив — Виктор, а вот третья — над ним, в верхнем ярусе — свободна.

— Скорее всего, батюшка тебя сюда определит. Ну да он скоро сам приедет… С фотографом поехал по окрестным монастырям: Шулдан, Челтер, Эски… Профи какой-то фотограф — с «цифрой». Вроде как владыка благословил.

В полуобрушенной келье устроена звонница. Несколько маленьких колоколов, как положено, — из набора, а остальные — разной длины обрезки кислородных баллонов. Выглядит, конечно, кустарно, но когда начинают трезвонить — даже эти куски железа каким-то чудом звучат благообразно и стройно.

Но вот появляется отец Серапион. Он в полном монашеском облачении… и пляжных сандалиях на босу ногу. Выглядит довольно забавно, но это только на первый взгляд. Очень скоро понимаешь, что здесь, в горах, в жару иначе и быть не может.

— Здравствуй, отче, — приветствую я его. — А я вот к вам на денек забрался, помолиться… Примете?

— А то как же. Стихарчик тебе найдем, орарь — будешь служить…

— Ну, как благословишь…

— Э-э, а чего это ты в ботинках ходишь — вспаришься, — спохватывается отец Серапион. — Возьми вон полегче чего, — машет он рукой в сторону штиблетной горы в «прихожей» пещере. И я, обувшись в невесомые (после тяжелых докерских ботинок) сандалии, чувствую, что просто парю над землей, как Персей. Для полноты эпической правды не хватает только хитона. Впрочем, ведь есть подрясник… Но это уже не легенды, а быль. Вот так, должно быть, и ходили здесь лет шестьсот назад эллино-готские горские служки Божии…

В пять часов начало вечерней службы. Пономарь оповещает, что служба простодневная. «Часа через два окончим», — подумал я и, как оказалось, сильно ошибся.

Сразу после вечерни здесь служится панихида, потом малое повечерие, где, кроме положенных трех канонов, читают еще каноны святым дня. Причем святых обычно вспоминается несколько, так что часть канонов приходится отложить на утреню. Но не обольщайтесь, полагая, что утреня служится, как следует из ее названия, утром. Ничего подобного. В Русской Церкви это неотъемлемая часть именно вечерней службы.

Словом, в полдевятого мы едва закончили повечерие.

К этому времени готов ужин. Пока послушники накрывают на стол, сижу на подстилке у обрыва, наслаждаясь чистейшим горным воздухом, тишиной, мирным течением мыслей…

Вечер. Черные тени очерчивают порог какого-то древнего входа, углубления для опорных столбов — то, чего не замечал днем. Как оно было здесь все? Никогда уже, наверное, не узнаем. Да и не важно… Важен тот дух, который терпеливо, по вздохам, крупицам собирали наши безвестные предшественники. Они ведь рядом, совсем рядом. И конечно, переживают за нас — немощных и грешных, хотящих спастись. Как и они когда-то…

Мне все вспоминается череп, который я не нашел сегодня. Верится все равно, что принадлежал он святому… Мир его праху. И благодарность за подвиг жизни… А сколько же их по Мангупу рассыпано — этих безымянных, святых, поруганных миром, который во зле, — костей. Изрубленных в слепой янычарской ярости, выброшенных из любовно высеченных в скале рак и гробниц… Но как же явственна и неистребима их живая — не «по факту» только, но и по высоте сострадания, молитвенной любви и участия к нам, бестолковым и покалеченным душам, — вера!Вера не в Бога уже — Его они знают! — а в наше спасение… Ни имени, ни памяти даже… череп — и тот потерялся, но ведь осталось же и есть что-то неизмеримо большее… что ощущается как неодолимое желание общей вечности…

Быстро смеркается, и на длинном деревянном столе появляются парафиновые светильники (электричества в монастыре нет). Во главе стола «доминошным» торцом приставлен еще один небольшой столец — для священства. На матерчатой квадратной скатерке пещерная, трогательная сервировка — аккуратно сложенная салфетка, на ней большая (для супа) и маленькая, чайная (для сахара) ложки. После молитвы отец Серапион звонит в колокольчик, и появляется юный, но вполне себе бородатый пономарь Сергий. У него во лбу горит фонарь, а в руках объемистый энный том «Добротолюбия».

— Святого преподобного Макария поучения прочести благослови, честный отче.