— Действие-то напрягает, но делает ненужной всю сцену обыска. Читатель уже знает, что найдут микрофон и видеокамеру. Зачем ему снова про это рассказывать? А нам про обыск важнее.
— Почему?
— Мы же стараемся писать о жизни. А обыск, если по жизни, такая тягомотина, что хуже не бывает. Я однажды напросился в оперативно-следственную группу. Обыскивали дом валютчика. Часов двенадцать ползали, простукивали все стены, поднимали паркет. Понятые уже со стульев падали.
— Нашли что-нибудь?
— Ничего.
— Совсем ничего?
— Совсем.
— Представляю, как матерились оперативники!
— Да нет. Для них это обычное дело. Не нашли — значит, не нашли.
— Но у нас нашли.
— У нас нашли.
* * *
«Таблетка микрофона была спрятана на стене под обоями. Растолкали понятых, подвели к тахте. На их глазах извлекли микрофон и не без торжественности опустили его в полиэтиленовый пакет.
— Теперь ищем камеру, — распорядился Авдеев. — Должна быть. Эти хреновины всегда ходят парой. Твой сканер ее не просекает? — обратился он к эксперту-криминалисту.
— Нет. Она не активизирована. Да и не может камера работать все время. Смысл? Вероятно, ее включают по радиосигналу, когда нужно что-то заснять.
Видеокамера, такая же миниатюрная, как микрофон, была укреплена на картине, висевшей над тахтой. Краски на холсте лежали толстым слоем, на их фоне камера была неразличима, и вряд ее нашли бы, если бы не знали, что искать.
Авдеев с облегчением рухнул в кресло и вытянул длинные худые ноги едва ли не на середину комнаты.
— Теперь самое время подумать, — объявил он. — Какую иностранную разведку могла интересовать частная жизнь художника Егорычева? Никакую. А кого она могла интересовать? Да так, что этот некто не поскупился на очень недешевую аппаратуру. И специалисты по этим делам работают далеко не на общественных началах. Ревнивого мужа. А кто у нас лучше всего подходит на роль ревнивого мужа? Господин Рогов. Гоша, я правильно рассуждаю?
— Пока правильно, — кивнул Мартынов.
— Идем дальше. Где он может хранить кассету с очень пикантными, как я понимаю, сценами? В московской квартире? Нет. В загородном доме? Тоже нет. Там на нее может наткнуться жена. А он почему-то не хочет, чтобы она знала то, что он знает.
— Не вытекает, — возразил Мартынов. — Почему ты не допускаешь, что он ей все рассказал?
— Потому что это вызвало бы определенные последствия. Развод. Или даже членовредительство. Ничего такого не наблюдается. Сужу по тому, как Рогов заботился, чтобы жена не присутствовала при обыске в его особняке. Это будет ей неприятно.
— Ну, допустим.
— Так где же Рогов может хранить кассету? — повторил Авдеев. И сам ответил: — В офисе, в сейфе. С офиса мы и начнем…
* * *
На следующий день, с подписанным прокурором ордером на обыск, Авдеев и Мартынов появились в офисе компании „Дизайн-проект“, предъявили охране и секретарше служебные удостоверения и прошли в кабинет генерального директора. Рогов внимательно прочитал ордер и равнодушно кивнул:
— Приступайте. Если скажете, что вы ищете, я, возможно, смогу вам помочь.
Лицо у него было тяжелое, под глазами черные тени. Но держался спокойно. Это было спокойствие бесконечно усталого человека.
— Нам нужна видеокассета с записью того, что происходило в комнате художника Егорычева, — ответил Авдеев, внимательно наблюдая за реакцией Рогова на свои слова. — У нас есть основания полагать, что записывающая аппаратура была установлена у Егорычева по вашему заказу. Доказательств нет, но мы их раздобудем. Это вопрос времени.
Рогов молча поднялся из черного офисного кресла, подошел к сейфу, вмонтированному в стену кабинета, привычными движениями набрал шифр. Кассета лежала поверх бумаг. Рогов повертел ее в руках и протянул Авдееву.
— Положите на стол.
— Как скажете. Это все?
— Пока все.
Запротоколировав изъятие вещдока, Авдеев и Мартынов вернулись в прокуратуру. Видеомагнитофон был только в приемной прокурора, но они не захотели смотреть пленку в присутствии посторонних.
— Поедем ко мне, — предложил Авдеев. Но, прежде чем уйти, занес кассету в научно-технический отдел и подождал, пока с нее снимут отпечатки пальцев.
Дома у следователя никого не было. Жена на работе, дети в школе. Авдеев включил телевизор и сунул кассету в видак. Запись длилась в общей сложности минут тридцать. Несмонтированные сцены без перехода сменяли друг друга, картинка была не очень четкой, но воображение дорисовывало подробности, а звук многократно усиливал эффект.
Читать дальше