Виктор Левашов - Марфа-посадница или Плач по Великому Новгороду

Историческая драма

в 2-х действиях

по мотивам русских летописей

и произведений Н.М.Карамзина

МАРФА БОРЕЦКАЯ – новгородская боярыня, вдова посадника Исаака

Борецкого, 40 лет

ДМИТРИЙ, ФЕДОР – ее сыновья

ИОАНН III – великий князь московский, 35 лет

БРАДАТЫЙ – думный дьяк Иоанна

ХАЛМСКИЙ – московский воевода

ЗАХАРИЙ ОВИН, НАЗАРИЙ – новгородские бояре

УПАДЫШ – городская рвань, шильник

СТАН ИСЛАВ – польский дворянин

ПАЛАЧ великого князя московского

СЫН палача, подмастерье

ЗВОНАРЬ

ГРОБОВЩИК

ТУРЧАНКА-ТАНЦОВЩИЦА

ОТРОК

Гусляры, скоморохи, воины, истцы и ответчики на суде Иоанна, новгородские граждане, челядь

Действие происходит в Великом Новгороде в 1471 – 1478 годах

20 июля 1471 года на площади города Русы, вчера еще славного, четвертого после Новгорода, Пскова и Москвы, а ныне разграбленного и сожженного едва ли не дотла ратниками московского воеводы князя Даниила Холмского, шли деятельные приготовления к большому дню.

Плотники ладили помост. ЗВОНАРЬ обезьяной заморской летал по стропилам, проверял, надежны ли тяжи, не оглохла ли от жара и гари тяжелая бронза колоколов. Черный люд под присмотром мастера-ГРОБОВЩИКА таскал к помосту домовины, мореного дуба, красн осработанные – не для всякого, для высоких гостей. Два гусляра, старик-слепец и молодой, зрячий, согласовывали натяг воловьих жил на своих, очерком лебединокрылых, гуслях. Возле помоста, дожидаясь, пока плотники завершат дело, другой мастер наставлял сына-подмастерья в своем ремесле. То был дивно искусный в деле московский ПАЛАЧ. Положив на колоду верхушку молодой осины, а за комель придерживая рукой, он давал знак: тяжелый страшный топор в дюжих руках сына, сверкнув, обрушивался на плаху, разом с утробным «Хэк!» отлетало в сторону осиновое полешко.

А промеж всего этого, занятого своими делами люда пугливой тенью жался юных лет ОТРОК в рогожном отрепье, в котором едва угадывалась послушничья ряса. Много таких, сдутых с мест палом войны горемык бродило в ту пору по лесам и посадам, находя пропитание где Бог пошлет, ох, много! Так много, что иссякло сострадание у самого сердобольного. Но в этом бродяжке было что-то такое, отчего не гнали его пинком, как паршивого пса, гордые от важности своего дела мастеровые. Он возник возле гусляров, послушал их тихие переборы и бедные, предраспевные голоса. Потом оказался рядом со Звонарем, последил, как легким касанием била тот проверяет звук. Подле Гробовщика он даже дланью провел по чудной резьбе проносимого мимо гроба, за что иной был бы бит, но столь уважительно было это касание, что мастер смолчал. Нет, не голодом был томим этот юный Отрок, но иной жаждой. И, похоже, даже Палач это понял, когда Отрок оказался рядом.

Палач был сухощав, легче своего топора, желчен. И строг. Ох, строг! И когда сын, не рассчитав силы удара, увязил инстр умент в сыром теле осины, он даже плюнул в досаде и оглянулся на Отрока, как бы ища сочувствия.

ПАЛАЧ. Эк, полорукий! (И – сыну.) А коли бы ты час сей на этом месте лежал – ты! ты! – люба б была тебе така работа? Ответствуй!

СЫН. Не люба.

ПАЛАЧ. Отчего ж не люба? Выюшкой-то помотать, как кур недорезанный у жонки-дуры – отчего ж не любо? А? Ответствуй!

СЫН. Нерадив, батюшка.

ПАЛАЧ. То-то! Нерадив! Радей!

И вновь в руках у сына-подмастерья сверкнул топор. Но от великого радения удар был настолько силен, что мало того, что осиновое поленце отлетело, как пущенное из пращи, но и топор увяз в плахе так, что не поддался подмастерью ни с разу, ни с другого. Палач аж зашелся от желчного хохотка.

ПАЛАЧ (призывая Отрока в свидетели). Радив!.. Уморит!.. (Сыну, прерывая его потуги.) Не трог!.. (И вновь – с хохотком.) Там – князь великий… там – бояре великие… там – люд честной… Муж достойный ждет-пождет, главу склонил. А мой… (Оттолкнул сына, запрыгал у плахи, показывая, как сын будет безуспешно пытаться извлечь инструмент на виду у всего народа, шутовски приговаривая.) Час сей, отче, годи Ггоспода ради, пока я тут тружусь… медка пока стребуй, а я – кхе, кхе!.. (Поняв, что не в силах извлечь топор, построжал.) Смеху подобно! А коли над мастером нашего дела даже раб Божий, обреченный тебе, смеется – не мастер ты, скоморох! Всяко дело, сын мой, д олжно так исполнять, как желал бы, чтобы для тебя исполняли! Уготовляй. Пример явлю. А пока удалюсь кваску испить, взопрел с тобой!.. (Удаляется.)