В семилетней Чегановской школе были кружки: хоровой, танцевальный и драматический. Разумеется, все мы вместе в них и участвовали. Потом все как один становились пионерами и торжественно клялись: "Я, юный пионер Советского Союза, перед лицом своих товарищей торжественно обещаю…". Клятвы, данное слово, обещания надо было обязательно выполнять. В пример ставился мальчик из книжки, который во время игры в войну должен был охранять объект, но дети о нём забыли, и он стоял до ночи, не смея покинуть пост. И только проходящий мимо военный включился в игру и разрешил мальчику покинуть пост. Выходило, что если даже в игре надо выполнять долг, то тем более в действительной жизни.
Чтобы быть настоящим человеком, нужно было воспитать в себе силу воли. В пример приводили мальчика из другой книжки, который ставил перед собой сочное аппетитное яблоко, но, воспитывая в себе силу воли, не ел его, несмотря на сильное желание. Человек, который может победить свои желания, может добиться всего в жизни, победить и болезни, и смерть. В дальнейшем приводился пример Алексея Мересьева из "Повести о настоящем человеке".
На чистом листе детского сознания высвечивались и вырезались на всю жизнь великие понятия: долг, надо, нельзя, Родина, дружба, Сталин, мы. А твоё "хочу" уже с детского сада безропотно было поставлено на последний план: "Мало ли чего ты хочешь".
Пионер должен был быть скромным, отличник не должен гордиться и хвалиться успехами, превозноситься перед товарищами, а обязан помогать отстающим в учёбе. Так у меня, начиная со второго класса по десятый, была постоянная нагрузка – заниматься с одной или двумя отстающими в учёбе девочками. Выполнив свои уроки, вместо отдыха я шла к отстающим на дом. Эти девочки не были лентяйками, и в отличие от меня помогали своим родителям по хозяйству, нянчили младших детей, а учиться хорошо не могли. Я добросовестно с ними занималась, тратила на занятия с ними времени больше, чем на свои уроки, и на опыте убедилась, что способности к обучению, память у всех разные от природы. Сколько я ни билась с ними, но знания в их головы не лезли, и больше, чем на оценку "три", они учиться не могли. Некоторые из них оставались на второй год.
Много лет спустя я встретила одну из тех девочек. Таня училась на сплошные "двойки" и стала швеёй. Я училась хорошо и стала врачом. Отработав смену, она с лёгким сердцем шла домой. Я, приняв 25 неврологических больных или навестив тяжело больных на дому, в страшной усталости валилась на диван. Их трагические истории не отпускали меня и дома. Очень многим медицина была бессильна помочь, но больные, не зная этого, смотрели на врача глазами, полными надежды, как на бога. Иногда я сомневалась: правильно ли я поставила диагноз, правильно ли назначила лечение, и читала подробное многотомное руководство по неврологии. У Тани таких проблем не было, и голова её не седела. Зарплата у неё была в полтора раза выше моей, и я в своём поношенном пальто выглядела нищей по сравнению с ней. У Тани был уже третий муж и любил её детей как своих, у меня – ни одного, а мой ребёнок не нужен и родному отцу. Таня, как и тогда в восьмом классе, была цветущей и румяной. Спрашивается: зачем я её тащила из "двоек" до позеленения? От перегрузок я была не просто бледной, а даже с зелёным оттенком. Зачем и ради чего Танюша мучилась, изучая ненавистные предметы, которые не пригодились ей в жизни? Чтобы стать отличной швеёй и счастливым человеком, достаточно четырёх классов и профессионально технического училища. Зачем наше государство впустую затрачивает огромные средства на обязательное среднее образование? И почему только я задаю такие вопросы? Может я ненормальная или все остальные безумцы? Или все слепые или равнодушные? Принято считать, что если человек живёт не как все или думает не как все, то он ненормальный. Я привыкла считаться с общепринятым мнением и старалась соответствовать норме.
Мама требовала от меня только отличных оценок, но я была рассеянной, забывчивой, постоянно теряла вещи, забывала что-то сделать. Не могла сосредоточить своё внимание на письме и писала не те буквы, которые нужно. Мама приходила поздно с работы, вырывала листы из тетради и заставляла переписывать иногда по несколько раз. У меня закреплялись постоянная тревога и страх, что я сделаю ошибку в письме, что могу что-то забыть, когда вызовут к доске. Я находилась в постоянном напряжении, которое сменялось в большинстве случаев огромной радостью – я получала наивысшую оценку.
Читать дальше