Ребёнок часто ошибается и страдает от ошибок: то с дерева упадёт, то, бегая босиком, ногу наколет, то сосульку съест, а потом горло болит. А взрослый говорит: "Вот говорил я тебе: не бегай босиком", и т. д. Таким образом, ребёнок убеждается, что взрослые знают всё и всегда правы, желают добра детям, и потому их надо слушаться. В больших крестьянских семьях младшие дети копировали поведение старших, а старшие копировали поведение родителей. Высок был авторитет родителей, церкви, Бога.
В советское время в арсенале воспитателей был метод воспитания на положительном примере. Брался образец человека, норма поведения, восхвалялся, и все должны были соответствовать этому образцу – тогда похвалят, а не накажут. Для этого нужно научиться подавлять свои желания. В советское время дети не бегали на свободе, а были сосредоточены в детских садах по 20 – 30 человек в группе. Если один из тридцати говорил: "Я хочу…", то ему отвечали: "Мало ли чего ты хочешь", и все остальные на этом примере понимали, что хотеть чего-то бесполезно. Воспитатель был в этом по-своему прав. Ведь если все тридцать захотят каждый своего: один спать, другой рисовать, третий через голову кувыркаться, то воспитатель не справится с таким коллективом. Поэтому уже с ясельного возраста детей приучали к режиму: есть, спать, гулять и садиться на горшки одновременно, по часам, делать то, что делают все.
Стоит ли удивляться, что выросло поколение послушных безынициативных рабов, верящих в авторитеты, неумеющих думать самостоятельно, а могущих лишь повторять избитые истины? Если после Октябрьской революции в первые годы ещё были разномыслия, споры, критика, большевики и меньшевики в партии, а на колхозном собрании даже моя смиренная бабушка могла критикнуть власть и высказать своё противоположное мнение, то в брежневскую эпоху в течение 18 лет все единогласно голосовали "за", и не было ни одного "против". Но разве всё было хорошо? Говорят, что Сталин запугал всех репрессиями. Неправда. Сталина не боялись, его уважали. Сталин был страшен только бандитам, ворам, взяточникам. И если страдали невинные, то потому, что в окружении Сталина оказались сволочи, достойные расстрела, а Сталин не мог рассмотреть все случаи один. И после "разоблачения" Сталина Хрущёвым, когда Сталина уже не было, и бояться было некого, народ почти единогласно голосовал и при Хрущёве, Брежневе, Андропове, Черненко, Горбачёве, Ельцине, и сейчас к этому движется, уже 64% голосуют "за".
Наконец, война с матерью достигла своего кульминационного момента, и дикое своевольное животное, которое жило во мне, было, наконец, выдрессировано, и моё поведение стало удобным для общества. Фото. Мама в шляпке. ‹http:atheist4.narod.rusvf01.htm›
Однажды после очередного праздника на частной квартире, где мы жили, один из гостей хозяйки напился и не смог идти домой, затем проспался и ушёл. Когда хозяева и некоторые гости возвратились в дом, меня спросили:
– А что делал этот дяденька?
– Он лежал, – ответила я.
– А может и мама с ним лежала, – широко улыбаясь, заинтересовалась хозяйка.
Я видела, что ей хочется, чтобы я ответила утвердительно. И я соврала. Все рассмеялись, а я стала центром внимания взрослых, что мне очень понравилось.
– А где они лежали? – продолжали любопытствовать взрослые.
Я внимательно вглядывалась в их лица, ожидая подсказки. Но они больше ничего не подсказывали.
– На печке, – ответила я. Все развеселились ещё больше.
– А что они там делали?
Всей моей детской фантазии не хватило бы, чтобы остроумно ответить, что же могут делать пьяный мужчина и молодая одинокая женщина, лёжа на печке. Я и не пыталась фантазировать и быстро, не раздумывая, уверенно ответила:
– Я не видела. Печка же высокая, а я маленькая. Я видела только, что с печки свисали их пяточки.
Мне поверили, и, когда пришла мама, со смехом обличили её. Мама удивилась, затем рассердилась, так как ей говорили, что ребёнок не соврёт, и я с удовольствием повторила ей свою выдумку, ожидая, что она тоже будет смеяться вместе со всеми. Но мама, будучи привлекательной и красивой женщиной, была неприступной для мужчин и гордилась репутацией честной женщины, и такой компромат её очень обижал. Она уговаривала меня, чтобы я сказала, кто же научил меня этому. Но я упорствовала и говорила, что всё видела сама. Тогда она меня в первый и в последний раз выпорола, но и тогда я не созналась во лжи, чтобы не потерять уважение коллектива, который вниманием ко мне и весёлым смехом как бы одобрял моё поведение. И тогда мама поставила меня в угол, предупредив, что я буду стоять в нём, пока не сознаюсь, что врала. Я стояла и плакала, а мама говорила, что я буду стоять в углу до смерти, если не покаюсь публично. От длительного стояния заболели ноги, а из глаз потекли не слёзы, а кровь. Это прорвались гнойники на веках, которыми я постоянно страдала в детстве, а так как я кулачками натёрла веки, то потёк не только гной, но и кровь. Я поняла, что я умираю, и испугалась. Мама подтвердила мои опасения:
Читать дальше