Владимир Фомин - Белая ворона. Повесть моей матери

В Кострому я больше не ездила, и Лёня явился в Кинешму, как снег на голову, однажды летом. Он был хорошо одет, пострижен по моде, говорил то, что говорили все; в жестах, мимике, манерах не было ничего, отличающего его от других людей. Разве что костюм был зелёным, а галстук – бордовым. Я обрадовалась и глаза вытаращила от удивления:

– Что это с тобой случилось? Что это ты такой нормальный? Что ты принимаешь?

– Только одну таблетку элениума на ночь и больше ничего.

– А работаешь где?

– Нигде не берут, у меня вторая группа пожизненно. Может нам завести с тобой своё дело?

– Нет, я не могу, мне работы хватает, и сад я завела – там очень много дел.

– Как хорошо, я буду тебе помогать.

Когда Вова заканчил 10-й класс, у меня освободились время и энергия, которая в огромном количестве тратилась на него. Я решила осуществить свою давнюю мечту детства – завести сад. В получасе ходьбы от дома в коллективном саду уже три года никто не брал один участок, потому что это была низина, на которой были глубокие ямы, залитые водой и заросшие ивой. Этот участок ждал меня, и я взяла его. Мама дала мне выволочку за него, и они с Вовой пришли туда только через два года есть клубнику. Мне было 39 лет, и энергии столько, что я могла горы своротить. Я привезла 18 КАМАЗов земли. Бульдозер, который разравнивал землю, завяз в земляной жиже, и пришлось вызывать трактор, чтобы тот его вытащил. При этом повредили чужой водопровод. Поэтому следующие 10 КАМАЗов земли я растаскивала по участку вручную. Затем я привезла несколько тракторов навоза, торфа, песка и постоянно возила на велосипеде плодородную землю из лесных канавок. За этот подвиг обо мне сочинили стихи в нашей больнице. Стихи распевали на популярную мелодию песни "Проводы любви" Проводы любви – это расставание с диваном, о котором также было написано стихотворение "Объяснение в любви". Проводы любви и объяснение в любви. Стихи. ‹http:atheist4.narod.rusvf17.htm›

Свой сад я назвала своим вторым ребёнком. Я растила его одна, мне никто не мешал, и я вложила в него, как и в своего сына, душу. С сыном у меня ничего не вышло, а с садом получилось; и он приносил не только радость, но помог выжить в трудное время, когда не выплачивали зарплату, и цены росли быстрыми темпами. Сад и сейчас помогает жить безбедно. Как и в те далёкие времена, когда нужно было выбрать или жизнь с Лёней, или комфорт для ребёнка, я выбрала ребёнка. Так и сейчас – на первом месте был сад, а Лёня снова на втором. Я сказала Лёне:

– Я не могу жить в Костроме, так как я очень привязана к саду. В нём моя жизнь, и я не могу его бросить и завести другой сад в Костроме. Этот сад – мой второй ребёнок, а детей не бросают.

– Ничего, мы будем жить зимой в Костроме, а летом работать в твоём саду.

– Но я пока не могу жить зимой в Костроме.

Так мы отложили нашу совместную жизнь ещё на несколько лет, так как свободным пенсионером был только он, а мне до пенсии было ещё далеко.

Лёня вновь стал целомудренным, каким был в институте до встречи со мной. У него уже пять лет не было никаких женщин. Ира несколько лет назад писала мне, что Лёня атрофировался, как мужчина, и чтобы я искала другого. А мне только такой и нужен. Отношения наши расцвели, к нам вновь вернулась наша весна, чувство родства и полноты жизни. Пришли наши счастливые дни, как и пожелал мне мой сын в мой день рождения. Открытка сына 20 апреля 1991 года. ‹http:atheist4.narod.rusvf18.htm›

Однажды мы с Лёней уехали со знакомыми на ракете, а потом на тракторе-лесовозе в дикий лес костромской области. Жили там неделю, варили пищу на костре, спали в теплушке на колёсах. Там и мужчины и женщины лежали на одном боку тесно, как селёдки. Если кому-то приходилось перевернуться на другой бок, то, как по команде, все переворачивались на другой бок. Собирали бруснику, сушили грибы, по утрам нас будили дикие гуси, вечером укрывал белой простынёй туман. По лесу бродили лоси, пели птицы, светило солнце. Мы пребывали в раю как первые люди до грехопадения. Потом была самая прекрасная наша ночь в лесу, когда нас было только двое. Потом в письмах мы вспоминали её, как самое лучшее время в нашей жизни. Мы собирали бруснику, но набрали мало, и решили остаться на другой день. До ближайшей деревни было полчаса ходьбы, там можно было переночевать у знакомых. Но Лёня предложил ночевать у костра в лесу, так как устал. Мы лежали у костра под звёздами, на еловых лапках, укрывшись одним пиджаком, чистые, как невинные ангелы. Нас обнимала тишина леса и сам Бог. Падали звёзды, а искры от костра летели в небо, и сама вечность раскинула над нами свой шатёр. Во всей Вселенной были только мы двое. Прошлое, настоящее и будущее – всё сконцентрировалось в этой единственной ночи. Остановилось время, а мы жили всегда вечно. Так бы мы и лежали, обнявшись, и смотрели в сверкающее звёздами небо с падающими метеоритами, но костёр догорал очень быстро. В августе ночи холодные. Всю ночь впотьмах мы собирали сухой валежник, таскали свалившиеся деревья, но всё мгновенно сгорало. В эту ночь мы не спали ни одной минуты, и это нам очень понравилось. Много лет после этого, посещая лес, я каждый раз приходила на это место – так посещают могилы дорогих людей. Я смотрела на обгоревшие головешки нашего костра, вспоминала и жалела своего Лёнечку – другую половину моей души. Затем головешки заросли травой, затем был пожар в лесу, и бульдозеры разровняли это место, и там не осталось ничего.