Владимир Фомин - Белая ворона. Повесть моей матери

Летом 1994 года он впервые не приехал ко мне в гости, наверное, не было денег на дорогу, так как перестали выплачивать пенсии, а помощь он ни от кого не принимал, так как не хотел быть обузой. К нему стал ездить Володя. Последний раз он приехал к Лёне в женском платье. Я представляю, что он чувствовал и думал. Он понял, что сын пошёл по его стопам. Затем пришли телеграммы, извещающие о смерти. Телеграмма. ‹http:atheist4.narod.rusvf19.htm›

Лёню не сразу обнаружили, никто не заглядывал в его убогую хижину, его нашли уже разложившимся. Он повесился на двери каким-то странным образом.

За несколько дней до телеграммы вдруг ни с того ни с сего Володя заговорил о самоубийстве, грех это или не грех. Он принимался рассуждать об этом несколько раз и не мог решить. Наконец, решил, что это не грех. Я согласилась и сказала, что это лёгкий выход из безвыходного положения, когда человеку бывает очень тяжело. Одновременно с этим мне приснился причал на Волге, где мы с Лёней кружились в вальсе на палубе большого парохода. Мы должны были расстаться, только было непонятно, кто кого провожал: он меня или я его. Нам было хорошо. Раньше, когда мне снилось, что я получаю от Лёни письмо, через три дня он приезжал сам. "Значит, скоро приедет", – подумала я, но вместо этого пришла телеграмма.

Говорят, что души умерших в годовщину смерти покидают нас навсегда и прощаются стуком в дверь или в окно. Я ждала, но стуков не было. Проснувшись среди ночи, я увидела на внутренней стороне предплечья светящееся пятно, которое сразу же исчезло. Это мой Лёня распрощался со мной и теперь уже навсегда.

"Господи! Прости нас, и если это в твоей власти, то дай нам ещё раз родиться на Земле. Мы встретимся ещё раз и обязательно узнаем друг друга по ощущению родства, независимо от того, в какой бы оболочке мы не появились Мы не совершим больше всех этих ошибок и будем жить по твоим заповедям".

Когда Лёню насильственно госпитализировали в психиатрическую больницу, я осталась одна с десятидневным ребёнком, и заботы о нём спасали меня от депрессии. А Володя спал и пил молоко, смешанное с горечью слёз и отчаяния. Бабка Груша, которая уже несколько лет водилась со студенческими детьми, называла его золотым ребёнком. Она приходила водиться с ним на четыре часа и ложилась спать на мою кровать. Я приходила с занятий и будила Володю, чтобы покормить, и будила бабку, чтобы отпустить домой. Таких детей ни у кого не было. У других студентов дети капризничали, и даже одной девушке пришлось сдать ребёнка в дом малютки, так как он кричал дни и ночи, никому не давая спать. Другие спали по очереди и справлялись с ребёнком, потому что их было двое. Мой ребёнок спал сутками, никогда не капризничал и плакал только тогда, когда я задерживалась с кормлением, как бы говоря: "Дайте мне только поесть, и больше мне от вас ничего не надо". Пелёнки он не марал, а ждал, когда утром его распеленают и положат газету под попку или подержат его над тазиком. Он быстро прибывал в весе, и в три месяца весил как восьмимесячный. Мы взвешивались регулярно, и врачи, наблюдая рекордную прибавку веса, собирались поставить его на учёт, предполагая начинающийся диабет, но они ошибались. У него был спокойный характер, хороший аппетит, а я вырабатывала жирное молоко.

Моя мама, ставшая бабушкой, перенесла свой материнский инстинкт теперь на внука, но уже в удвоенном размере. Приехав за ним в роддом, она воскликнула: "Внучек мой! Он мой!" и, оттолкнув нас с Лёней локтями, схватила его в охапку и не отпускает его уже сорок лет. Она рычала, как медведица, если Лёня приближался к нему.

Была ещё одна женщина, которая обезумела от любви к моему ребёнку. Это Мария Васильевна – младшая дочь прабабушки Анны Михайловны. Фото. Мария Васильевна. ‹http:atheist4.narod.rusvf20.htm›

Получив в детстве тяжёлую травму, она сильно хромала. Калек в деревне замуж не брали, а только здоровых – таков был вековой порядок. Мария Васильевна была старой девой, у неё не было прогулок с любимым под луной, её сердце никогда не замирало от поцелуя, и всю силу чувств, нерастраченных на мужчин, она обрушила на ребёнка. Не задумываясь, она могла бы умереть за него. Мария Васильевна была старше моей мамы на девять лет и нянчила её в детстве, затем нянчила меня, жила всегда с нами и была главной в семье по старшинству, и мама ей подчинялась. Фото. Вот в такие надёжные руки я отдала своё сокровище. ‹http:atheist4.narod.rusvf22.htm›

Ребёнок жил в Заречном у нянек, а я на работу в Кинешму летом справлялась на пароходе, зимой бегала пять километров через Волгу по льду, в распутицу ночевала прямо в больнице. Я работала на полторы ставки. Уходила утром – Вова ещё спал, приходила вечером – уже спал. Виделись только в выходной день, если в этот день не было дежурства. Через четыре года я получила квартиру в Кинешме, и Вова с няней приехали ко мне.