Владимир Фомин - Белая ворона. Повесть моей матери

Когда говорят, что в СССР секса не было, все смеются. Не смейтесь, господа! Секса не было не только в СССР, но и в дореволюционной России. И слова такого не было: ни в обиходе, ни в толковом словаре Живого Великорусского языка Владимира Даля. Может быть, где-то во Франции и жил обаятельный Жульен Сорель, но в России была "греховная похоть" – наследие животного царства, которую удовлетворяли законным цивилизованным путём в браке, освящённом церковью. Ещё был "разврат" – противозаконный путь удовлетворения физиологической потребности в публичных домах или так, по левой. Ещё была "безумная страсть", которая заставляла бросать к ногам предмета страсти всё своё состояние и даже жизнь свою. Лично я секса не видела, даже подглядывая в щели за соседями, но зато очень многое слышала из разговоров взрослых.

Каждое явление в обществе имеет своё словесное обозначение. В послевоенные годы было много одиноких женщин, и если такие женщины хотели мужчину, гуляли с ним и иногда (вот ужас!) нагуливали ребёнка или делали аборт, это называлось блядством, и осуждалось всем обществом, как явление из ряда вон выходящее, как исключение из правила. Таких женщин называли проститутками и блядями. Но, однако, они не знали, о чём говорили: верным был только второй термин, так как эти женщины сами ставили бутылку или прикармливали мужчин. Проститутки же отдавались за деньги. Какой же дурак будет платить, когда свободного женского мяса было предостаточно? Так что и проституции в СССР не было. Однако злые языки говорили, что всё это у нас организовано по профсоюзной линии в санаториях и домах отдыха, и называлось в летнее время кустотерапией – лечением кустами, но, может быть, там просто давили комаров.

Секса не было, а дети появлялись и спрашивали взрослых: откуда дети берутся? Взрослые начинали ухмыляться и отвечали: "купили в магазине" или "нашли в капусте" или "аист принёс". Но в магазине на прилавках не было ни одного ребёнка, когда бы мы туда ни пришли. В капусте даже отдалённо похожего на ребёнка никогда не валялось. Возникал вопрос: а где берёт детей аист? Припёртые к стене взрослые отвечали, что мы всё узнаем, когда вырастем и выучимся в школе.

В школе и узнали, в самом первом классе, много и учиться не нужно. Достаточно знать одному, и это станет сразу же достоянием всего класса. Кто-то застал мальчика и девочку из нашего класса в интересном положении, и принёс эту весть в школу, объяснив словами, а затем изобразив на пальцах, чем они занимались, разъяснив невеждам, что так взрослые делают детей, и что этого делать нельзя. Мы всем классом стыдили их и скандировали: "Ай-яй-яй!", "Ай-яй-яй!" Девочка сидела вся красная и плакала. Мальчик ухмылялся, не испытывая смущения. В класс вошла учительница Екатерина Константиновна. Узнав в чём дело, приказала нам прекратить это безобразие и навсегда забыть об этом. "Так вот почему скрывали это взрослые. Это так безобразно, что не только говорить, но даже помнить об этом нельзя". Так мы и сделали – замолчали, и взрослые даже не догадывались, что мы уже знаем всё.

Однако "всё" я узнала только весной на первом курсе медицинского института, когда жила в общежитии в одной комнате со старшекурсниками. Они готовились к экзаменам по гинекологии и акушерству, и вслух по очереди пересказывали прочитанное. Они подробно рассказывали о применении противозачаточных средств. Я долго слушала и ничего не понимала. Меня тошнило от таких противоестественных процедур.

Я спросила:

– Зачем всё это нужно?

Они ответили:

– Чтобы не забеременеть.

Я возразила:

– Чтобы не забеременеть, нужно не общаться телесно с мужчиной.

Они подняли меня на смех. Девочки были намного старше меня, всем им было более 25 лет, и они называли меня " шмакодявкой, выросшей в лесу". Так только в возрасте 18 лет я узнала, что этим препоганым делом занимаются не только с целью зачатия ребёнка, и не только непорядочные люди-бляди, а все порядочные, уважаемые и нормальные люди.

Но откуда в то время можно было взять сведения об отношении полов? Ни в передачах по радио, ни в появившихся позднее телевизионных передачах не было ни слова. "Из всех искусств для нас важнейшим является кино", – сказал Сталин. В кино я ходила ежедневно два года в девятом и десятом классах. Там учили тому же, чему учила Екатерина Константиновна в школе – быть активным строителем новой жизни. Если показывали наряду с этим и личную жизнь, то это была неприступная девушка, и парень, растущий нравственно, чтобы соответствовать девушке и быть достойным её любви. Они ссорились, мирились, наконец, приходили к взаимопониманию, и, наконец, один поцелуй в конце фильма, и не взасос, а так, как целуют икону. Были и другие фильмы, например, индийские "Бродяга", "Ураган". Читала я книги подобные "Американской трагедии" Теодора Драйзера и знала, к каким трагедиям приводит неправильное поведение – отступление от нормы.