Ирина Богатырева - Stop! или Движение без остановок . Журнальный вариант.

Из невидимой в темноте тучки принялась сыпаться холодная, белая крупа – так нас встречало заветное наше Озеро.

А теперь они собрались и ушли. Налегке, вниз, по хорошей погоде. Уже через пару часов такого пути прошли все Озеро и попали на проторенную тропу. По ней пошли вдоль реки, с шумом устремляющейся ниже. Скоро увидели две палатки, но стояли они поодаль тропы, и людей поблизости видно не было. Они остановились, сняв рюкзаки, передохнули, но никто не появился; пошли дальше.

У первых же людей, что встретились им, Сорокин стрельнул покурить.

Стоял и довольно щурился, из рыжей своей щетины пуская дым, пока

Настя расспрашивала про тропу. Могла и не расспрашивать: она была проста и очевидна. Пройдя еще совсем немного, они попали к заводи реки, где стоял палаточный лагерь, была баня и даже магазин: консервы, пиво, сигареты, хлеб. Они купят тушенки, уломают банщиков пустить их помыться за одну цену, а пивом их угостят на халяву те, с кем рядом встанут на ночь.

Наутро они пойдут дальше. Те люди, к которым пристроились с вечера, дадут им сахар и заварку и накормят перед отходом макаронами с их же, купленной накануне тушенкой. Вновь они будут налегке и под солнышком, и настроение станет прибывать, чем ниже будут спускаться.

В полдень с трудом перейдут речку вброд, будут отдыхать на рюкзаках, потом собьются с тропы, но встретят сплавщиков, которые укажут, куда идти дальше. Получат от них сухарей и банку сгущенки. Совсем довольные, отправятся они дальше.

Я сижу и смотрю на тени. Тени от облаков, они сменяются на глади

Озера, несутся и исчезают. Зачем мне следить за нашими друзьями, если те уже и думать о нас забыли? Зачем знать мне, что с ними и что дальше будет? Тени от облаков вновь покрыли Озеро и кусочек берега, на котором сижу, но вот опять побежали прочь, вниз по течению реки, в долину.

Я становлюсь кусочком этой земли. Болезнь отделила меня от спутников, и теперь мне кажется, что моя внутренняя скорость, та, с которой текут во мне чувства, скоро сравнится со скоростью кедра или этого куста, под которым сижу. Люди неисчислимо быстрее меня. У моих друзей могли быть и нетерпение, и досада, – все то, что не позволило им сидеть здесь больше трех дней. Я и не заметила, как у них накопилась усталость от этого места, мне же ничего не остается, как быть здесь и ждать.

Пауза в движении учит меня видеть мир по-другому. Отсюда, из ущелья меж гор, под морозным дыханием ледникового хребта, из-под корней кедров мне виден мир больше и шире, чем видится внизу, в городах и долине. Там он разменивается на суету, которая застилает его, – здесь прозрачен и ясен, а суета представляется тем, что она есть, – пылью на вечных вещах. Я вижу людей, их заботы, то, что толкает их на поступки, и то, что останавливает на пути. Вижу сплетение дорог – тех дорог, на которых мне еще предстоит или же никогда не суждено появиться. Мне легко следить за теми, кто покинул нас, а проследив дальше, вижу внизу других, кто потерял нас и ищет. Вижу и свою дорогу, и мне кажется, вижу сейчас вширь и вглубь, ясно, от самого истока и дальше, и только страх и суеверие не позволяют мне глядеть туда, в темный туман, до конца.

Здесь легко думается о смерти и совсем не так, как в городе, – не о чьей-то или своей, и даже будто не о смерти вовсе: здесь легко думается о том самом лопухе, что будет некогда из всех нас расти. И

– не страшно, хотя в городе хочется, чтобы было что-то другое,

потом, и непременно похоже на прежнее. Но здесь ясно со всей неизбежностью: ничего другого нет – а есть все, что окружает сейчас меня, и то, что за этим.

Не станет меня, не станет других, исчезнут все города и государства, а лопухи, и деревья, и горы останутся, и будут расти, и дела им не будет до того, что нас уже нет. Они и есть жизнь, и они – вечны, и мне не страшно ими стать. Разве не в сознании вечной жизни всего перешагиваем, изживаем мы из себя смерть?

Ночами было холодно так, как не было за все время нашего сюда пути.

Дрожали и кутались в спальники, пытаясь согреться, натягивали на себя всю одежду из рюкзаков, но и это плохо спасало.

Каждую ночь нашу палатку штурмовали мыши: они прыгали на тент и сползали вниз, потом снова прыгали и снова сползали, так бесконечно, мы засыпали раньше, чем это прекращалось. И прыгали они так высоко, что казалось: кто-то специально бросает их нам на тент. Если думать так, становилось немного страшно.

– Это она так с нами играет, – шутила я. – Та девушка, что у нас тут стоит. Она местная повелительница животных. Сибирская Диана.