Ирвин Уэлш - На игле

— Откуда вообще взялось это королевское «мы», скажи-ка мне? Если у тебя тоже СПИД, Том, то я пока об этом ничего не слышал.

Пышущие здоровьем щёки Тома заливает румянец. С румянцем ему пока не удается справиться, хотя долгие годы работы с людьми научили его удерживаться от вербальной реакции. Он не отводит взгляда в сторону в затруднительных ситуациях и голос его не дрожит. К несчастью, Том и не подозревает о ярких алых пятнах, которые покрывают его лицо в такие моменты.

— Извини, ради всего святого, — чрезмерно энергично извиняется Том.

У него есть право ошибаться. Он всегда утверждает, что у людей есть это право. Пусть только он попробует объяснить это моей поврежденной иммунной системе.

— Я просто обеспокоен тем, что ты намерился тратить своё время на посещения Алана. Если ты будешь наблюдать за тем, как ухудшается его самочувствие, это вряд ли принесёт тебе пользу, к тому же Алан вряд ли был самым позитивным из членов нашей группы.

— Если не считать результатов его анализов.

Том предпочитает проигнорировать моё замечание. Он имеет право не реагировать на наше негативное поведение. У нас у всех есть такое право, утверждает он. Мне нравится Том — он уже, наверное, брюхом колею пропахал, пытаясь быть позитивным. Я думал, что нет ничего более наводящего уныние и цинизм, чем моя работа, заключавшаяся в том, чтобы наблюдать, как Ховисои рассекает своим бестрепетным скальпелем погруженные в наркоз тела, но сейчас понял, что это сущий пикник по сравнению с тем, как здесь пытаются развинтить на части твою душу. А за организацию работы группы поддержки отвечает именно Том.

Большинство участников группы поддержки «Болен СПИДом с бодрым видом» были внутривенными наркоманами. Они подцепили вирус на так называемых «стрельбищах» в середине восьмидесятых, где десятки людей кололись из одного шприца — после того как медицинские магазины на Бред-стрит закрыли, новые шприцы и иглы достать стало практически невозможно. У меня был приятель по имени Томми, который пристрастился к ширеву, тусуясь с одной компашкой из Лейта. А вернее, с одним парнем из этой компашки по имени Марк Рентон я был знаком ещё по тем временам, когда учился на плотника. Жуткая ирония судьбы: Марк сидит на игле уже долгие годы, но так и не подцепил ВИЧ, а я в жизни никогда не кололся — и вот тебе на! Тем не менее героинистов в группе было столько, что сомневаться в исключительности случая Рентона не приходилось.

Групповые встречи обычно протекали напряженно. Торчки третировали двух гомосексуалистов, которые посещали ту же группу. Они считали, что вирус изначально распространился в наркоманской среде не без помощи одного бессовестного голубого домовладельца, который брал со своих больных квартиросъемщиков-торчков квартплату натурой. Я и две женщины (подружки героинистов, которые сами не торчали, а заразились от партнеров) ненавидели всех, поскольку сами не были ни торчками, ни гомосексуалистами. Сначала я, как и все, полагал, что заразился «невинным» путём. Слишком легко было в то время валить все на героинистов и пидорасов. Однако я видел немало плакатов и прочел немало брошюр. Я вспомнил, как в эпоху панка «Секс Пистолз» утверждали, что «невиновных нет». Истинная правда. Следует только к этому добавить, что некоторые виновнее других. Это снова возвращает нас к рассказу о Вентерсе.

Я дал ему возможность раскаяться, а это — намного больше, чем ублюдок заслужил. Во время сеанса групповой терапии я солгал в первый раз, а затем я лгал ещё и ещё, пока полностью не овладел душой Алана Вентерса.

Я рассказал товарищам по группе, что занимался, не принимая никаких мер безопасности, сексом с другими людьми, уже прекрасно зная, что я инфицирован ВИЧ, и теперь раскаиваюсь в этом. В комнате воцарилась гробовая тишина.

Члены группы нервно ёрзали на своих стульях. Затем женщина по имени Линда расплакалась и начала мотать головой. Том спросил её, не хочет ли она покинуть собрание. Она весьма ядовито ответила, явно адресуя свои слова мне, что нет, она лучше останется и послушает мнение других. Впрочем, мне не было никакого дела до её гнева: я в этот момент не сводил глаз с Вентерса. У него на лице застыло характерное выражение предельной скуки. Тем не менее я заметил, как по губам у него скользнула лёгкая улыбка.

— Очень смело с твоей стороны было признаться в этом, Дэйви. Я думаю, тебе понадобилось немало храбрости, — торжественно заявил Том.