Ирвин Уэлш - На игле

— Давай, Марк.

Я делаю шаг вперёд и хватаюсь за верёвку.

Я помогаю моему отцу и дядям, Чарли и Дуги, предать земле бренные останки моего брата. Вообще-то армия имеет специальных людей для этого дела. «Предоставьте всё нам», — сказал маме ласково офицер из Социальной службы вооружённых сил.

Да, это первые похороны, в которых я принимаю участие. В наши дни чаще кремируют. Я размышляю над тем, что там, в ящике. В том, что это мало похоже на Билли, нет никаких сомнений. Я смотрю на маму и на Шэрон, подружку Билли, которую утешает целая толпа тетушек. Ленни, Пизбо и Наз — дружки Билли — тоже здесь, а ещё несколько армейских приятелей Билли.

Билли Бой, Билли Бой, вот мы и встретились. И тут уж ничего.

Мне вспоминается старая песня братьев Уокер — та, которую ещё потом Ммдж Ур исполнял: «Нет ни сожалений, ни слез. Прощай. И не возвращайся назад» , и так далее и тому подобное.

Я не чувствую угрызений совести, только гнев и презрение. Я вскипел, увидев, что гроб покрыт «Юнион Джеком», и молча взирал на то, как прилизанная, елейная пизда в погонах пытается неуклюже утешать мою маму. Но хуже всего то, что из Глазго привалили толпой все родственники со стороны старика. Они полны дерьмовых идей о том, что Билли умер на службе Родине и всякой прочей холуйской протестантской хери. Мой брат был обычным тупым ублюдком, чистым и простым в своей тупости. Не был он ни мучеником, ни героем.

Меня охватывает приступ смеха, который мне удаётся сдерживать с огромным трудом. Я чуть не сгибаюсь пополам от истерического смеха, как Чарли, мой дядя по отцу, хватает меня за руку. Он смотрит на меня крайне недружелюбно, но этот мудак всегда и на всех так смотрит. Эффи, его жена, оттягивает уёбка в сторону, приговаривая:

— Мальчик убит горем. Просто у него нервы, Чик. Мальчик убит горем.

Отвалите от меня и умойте свои засранные рожи, грязные уиджи.

Билли Бой, так эти засранцы называли его, когда он был маленьким. Его они всегда спрашивали: «Как дела, Билли Бой?» — в то время как мне, ошивавшемуся тем делом за диваном, доставалось только «Привет, сынок!».

Билли Бой, Билли Бой. Я помню, как ты сидел у меня на спине, а я беспомощно бил руками по полу. Мое дыхательное горло было сдавлено так, что в него бы и соломинка не пролезла. Я молился, чувствуя, как в моих легких остается все меньше и меньше кислорода, чтобы мама вернулась из «Престо» быстрее, чем ты выбьешь дух из моего костлявого тела. Запах мочи из твоего паха, мокрое пятно на твоих шортах. Неужели тебя это действительно возбуждало, Билли Бой? Будем надеяться, что да. Я не хочу предъявлять к тебе сейчас претензий. У тебя с этим всегда были проблемы: эти случавшиеся у тебя в самые неподобающие моменты извержения фекалий и урины всегда приводили маму в смятение. «Какая команда круче всех на свете?» — спрашивал ты, сдавливая, выворачивая или прижимая сильнее мое тело. И не было мне пощады, пока я не говорил: «Хартс». Даже после того как мы продулись семь — ноль на Новый год в Тайнклайде, ты все равно заставлял меня говорить то же самое. Очевидно, я должен чувствовать себя польщенным тем, что мое мнение было для него важнее, чем результаты турнира.

Мой возлюбленный братец состоял на службе Её Величества, и его отправили в патруль в районе их базы, которая находилась в Северной Ирландии возле Кроссмаглена. Они вышли из машины, чтобы обследовать заграждение на дороге, и тут БУХ! БАХ! ТАРАРАХ! — и их не стало. Всего-то за три недели до конца срока службы.

Он умер как герой, говорят они, а мне вспоминается песенка «Билли, не будь героем». На самом-то деле он умер как обыкновенный хер в погонах на сельской дороге с винтовкой в руке. Он умер как невежественная жертва империализма, так и не въехавшая в те сложные и многочисленные причины, которые привели к его смерти. Самое страшное то, что он так ни хера и не понял. Он ведь отправился в Ирландию искать приключений на свою задницу, исходя исключительно из невнятных сектантских предрассудков. Мудак умер как жил — ни хуя не прорубая, что происходит вокруг.

Мне от его смерти была одна сплошная польза. Во-первых, его показали в десятичасовом выпуске новостей. Так что ублюдок получил, пользуясь выражением Уорхола, свои посмертные пятнадцать минут славы. Люди жалели меня, и хотя жалеть меня было не за что, мне это все равно доставляло удовольствие.

Какая-то начальственная пизда — то ли помощник министра, то ли что-то в этом роде — поведал всем своим оксбриджским [19] Выпускник привилегиррванного университета, Оксфорда или Кембриджа. голосом, каким замечательным представителем молодежи являлся Билли. А на самом деле, если бы он оказался не на службе Её Величества, а в штатском на улице, любой отнес бы его к категории трусливых громил. Затем эта английская жертва аборта заявила, что убийцы Билли будут найдены и понесут заслуженное наказание. И в этом я с ним полностью солидарен. Давно пора посадить за решётку весь этот грёбаный парламент.