Вячеслав Репин - Халкидонский догмат. Повесть

— Ну, тогда всё это просто страшно, ― заключил я, впрочем, без всякого пессимизма.

— Страшнее не бывает! Ведь прибыли, например, у США сегодня баснословные. А в итоге они равны потерям России, Бразилии, какой-нибудь там Сербии, Ираку, Албании зачуханой и так далее…

Я поймал на себе беглый взгляд Валентины. Ей было неловко за мужа, и она не могла этого скрыть. Тут он сам вдруг спохватился:

— П-послушай, что это мы заладили?.. Ты лучше о себе расскажи? Книги-то п-пишешь, издаешь?..

Нам принесли горячее. Вероятно, заметив на моем лице какое-то недовольство, к нашему столу приблизился сам Мустафа, низкорослый, хромой метрдотель, своей страшноватой наружностью всегда напоминавший мне мелвилловского пирата-душегуба, выдающего себя за добропорядочного капитана. Услужливо подавшись вперед своим коротким, каким-то приплюснутым туловищем, Мустафа поинтересовался, всё ли как надо, всё ли необходимое есть на столе.

Я успокоил его. Взмахнув руками, словно крыльями, тот удалился.

Аверьянов, не замечая расшаркивающегося перед нами араба, какое-то время с удовольствием разглядывал расставленные на столе мясные блюда, затем стал не спеша накладывать себе в тарелку всего понемножку, а после дегустации принялся расхваливать:

— А неплохо, нет, неплохо… Просто взяли и зап-пекли, без всякого м-маринада, без уксуса… Никогда не ел ничего п-п-подобного! ― Аверьянов с аппетитом уплетал кусочки снятого с шампуров шашлыка, меж делом дегутсировал овощи с красным острым соусом, при этом жадно запивая еду бургундским вином. ― Валь, да ты попробуй, не пожалеешь! Вот здесь возьми к-кусочек, совсем нет жира… ― Аверьянов развернул к жене блюдо с мясом той стороной, где горкой лежали кусочки запеченной на углях ягнятины. ― Мясо ― аж во рту т-тает…

Валентина снизошла, переложила в свою тарелку кусочек ягнятины и продолжала молча цедить белое вино, почти не притрагиваясь к еде. Она почему-то не отрывала взгляда от входной двери, по сути не закрывавшейся из-за постоянного наплыва новых посетителей. Я поневоле смотрел в ту же сторону и каждый раз ловил себя на мысли, что очень плохо владею собой.

— Вкусно! Ну, удружил… ― Аверьянов опять погрозил мне пальцем и, откинувшись на спинку стула, одобрительно оглядел заведение; его раскрасневшаяся физиономия сияла от удовольствия. ― Сколько раз в Париже, а такого еще не пробовал… Как называется?

— Кускус, ― сказал я.

— Ах, да, слышал… У нас тоже стало модно… Попрошу в гостинице. Обязательно попрошу…

— В гостинице вряд ли готовят такие блюда… Кускус умеют готовить только арабы, или выходцы из североафриканских стран, ― объяснил я и попытался направить разговор в другое русло: ― В Париж-то почему так часто ездишь?

— Деньги, кредиты, я же говорю… ― Аверьянов брезгливо поморщился.

— Говорят, с французами трудно вести финансовые дела?

— Кто говорит?

— Вообще.., ― пожал я плечами.

— Смотря кому. Смотря с кем… ― Аверьянов уставил на меня обезоруживающе виноватый взгляд.

— Всё же удивительно, никогда бы не подумал, что такой человек, как ты, может преуспеть в финансах, ― признался я.

— Я?! Да ты меня просто не знаешь! И еще как!.. Назначили бы меня директором Центробанка, я бы им п-показал, где раки зимуют!

— По-моему, ты и так директор… если я, конечно, правильно понял, ― напомнил я.

— И еще какой! ― весело подхватил Аверьянов. ― Дали бы мне развернуться, я бы им такую п-пирамиду отгрохал, какая фараонам не снилась! Вон посмотри, даже арабы п-понимают, что к чему… ― Аверьянов кивнул в сторону кухни. ― Сколотил кто-то капитал, открыл ресторан и кормит себе народ! А за этим то же самое ― п-пирамида, чьи-то долги. Говоря грубо, всё д-держится на аппетите случайного посетителя, вроде меня. Но в то же время нет ничего случайного. И всё крутится, всё идет как по маслу. Постороннему человеку т-трудно это объяснить… Валя вон говорит, что как только я начинаю рассуждать о бизнесе, то я становлюсь п-похож на венецианского купца. По-нашему ― на шута горохового… Да уж, грешен, грешен… ― сказал Аверьянов, растянув влажный рот в простоватой улыбке.

— Пожалуйста, не обращайте внимания на эту чушь, ― Валентина словно извинялась за мужа и за себя, во второй раз обращаясь ко мне на «вы». ― Он, правда, ни о чем другом говорить не умеет.

К столу опять подошел Мустафа. И опять о чем-то справлялся. Такие клиенты, как мои гости, судя по одному их виду, в его заведение если и наведывались, то, по-видимому, не часто.