Вячеслав Репин: Халкидонский догмат. Повесть

— Ты хочешь ему сказать всё? ― ужаснулся я.

Что-то мельком сверив по моему лицу, она ответила:

— Легче сказать всё… Он нормальный человек. И очень порядочный.

— Тем более! Я не негодяй и не распутник. Пойми же меня… Хотя, может быть, теперь в этом можно усомниться.

— Ты ни в чем не виноват.

— Прошу, не делай этого.., ― взмолился я.

Она пообещала ничего не предпринимать без моего согласия, пообещала не разоблачать меня, хотя бы до первой встречи. Я не знал, как мне поступить. Мы договорились, что она позвонит мне, как только поговорит с мужем, и стали прощаться, поглядывая друг на друга с некой опаской и сожалением, ― так, во всяком случае, мне казалось. А еще мне казалось, что из-за этой опаски на наших лицах появилось теперь выражение некого отчуждения. Так бывает, когда человек, причиняя боль другому, всё же интересуется, можно ли это терпеть, не очень ли ему больно…

Позвонив мне в тот же вечер, время перевалило уже за одиннадцать, Валентина быстро, явно волнуясь, протараторила в трубку следующее:

— Ты знаешь, он не верит мне… Говорит, что я напутала… Но зовет нас завтра в ресторан, чтобы всё-таки проверить… Вечером, рядом с гостиницей… Мы живем в отеле Франсуа Премье… Это на улице Магеллана.

— Глупо встречаться в гостинице, ― сказал я, про себя прикидывая, что проверить всё можно было бы и так, без встречи. ― Я предпочитаю позвать вас в другое место.

— Куда?

— Придумаю… Например, в арабский ресторанчик, возле Бастилии… Вполне приличный, не волнуйся, местные снобы его обожают.

— Не нужно никаких трат!

— Это недорого. Даже для меня, ― уперся я. ― И потом… я просто обязан.

— Хорошо… Около восьми? Я поговорю с ним и перезвоню тебе… завтра, после обеда. И договоримся точнее, ― рассеянно лопотала Валентина. ― Ты будешь дома?

Судя по той суетности, с которой она пыталась организовать встречу, было очевидно, что дается ей это нелегко. Я не знал, как ей помочь, как поддержать ее…

Как и обещал, я назначил Валентине встречу в арабском ресторане на улице Келлер, в двух минутах ходьбы от площади Бастилии, который в те годы славился не только дешевизной, но и своей кухней, что не помешало ему, правда, позднее закрыться. Богемная публика, вперемежку со снобами-гурманами, тогда валила сюда толпой.

Я уже около получаса изнывал в ожидании, сидя как иголках за заказанным по телефону круглым столом в глубине зала. К счастью, было не так шумно, как случалось в иные дни. Но меня всё же не оставляли сомнения, подходящее ли место я выбрал для встречи?

Наконец в дверях показался стройный силуэт Валентины. Принаряженная в элегантный темно-серый костюм, с новой прической ― волосы были разделены зигзагообразным пробором, ― она излучала что-то новое, настораживавшее. За ее спиной маячила невысокая тучноватая фигура темноволосого мужчины в деловом костюме и при галстуке. Насадив очки на мясистый нос, он опасливо озирался по сторонам: ресторан было явно не того класса.

Я поднялся из-за стола. Валентина, ничуть не изменившись в лице, направилась в мою сторону. Он последовал за ней.

Это был Аверьянов. Не кто иной, как Саша Аверьянов… Располневший, с маслянистым блеском в карих глазах и открытым, как и прежде, спокойным взглядом. Ростом он казался ниже прежнего и выглядел гораздо старше и солиднее, чем в моем воображении. На висках у него серебрилась седина.

Приблизившись, Аверьянов застыл передо мной как вкопанный. Он снял очки и несколько секунд с изумлением меня разглядывал. Затем лицо его медленно расплылось в добродушной улыбке.

— Елки п-п-палки! П-п-привет! ― с заиканием произнес он.

Я перевел взгляд на Валентину. Она опустила глаза.

— Ты в Париже! ― выдал я. ― Почти прописан, оказывается?

Приблизившись ко мне чуть ли не вплотную, Аверьянов схватил меня за рукава. Я было подумал, что он хочет обняться, но он лишь пожал мне руку и сказал:

— Какой был ― такой и остался… Вот т-так встреча! ― Он повертел головой по сторонам и, улыбаясь, добавил: ― Вот т-так заведеньице!

— Кухня очень хорошая, ― виновато пробормотал я. ― Традиционные арабские блюда. Ты, наверное, никогда не пробовал…

И мы с облегчением рассмеялись.

— Традиционные… Арабские… Нет, я не п-п-против! Ты не п-п-представляешь… Нет, ты не представляешь, как я рад тебя ф-ф-фидеть! В-Вале н-не п-поверил сначала, ― выдавил из себя Аверьянов, как и прежде сильно страдая от заикания; всё тот же заика — в этом было что-то непостижимое.