Вячеслав Репин - Антигония. Роман

Уставившись на группу прохожих за окном, вдруг поднявших на тротуаре настоящий гомон, все хором они над чем-то хохотали, мы некоторое время молчали.

— С долгами хоть рассчитались?

— Более-менее. Сначала был потоп какой-то. Тихий ужас… Нам повезло с адвокатом. Всё уладил. Да и денег почти не берет. Почитатель. Бывают же такие! Кстати, какая же я бестолочь! Да я же самое главное забыла! ― Анна вскинула на меня невидящий взгляд и сорвалась с места. ― Я на секунду. Дай мне ключи… Нет-нет, ты сиди, сушись, я сама…

Я протянул ей ключи от машины. Она ушла и через пару минут вернулась с какой-то книгой. Открыв ее на титульной странице, она показала мне дарственную надпись с моим именем и объяснила:

— Это та, последняя… Ну, ты помнишь.

Я повертел в руках небольшой, увесистый томик. На твердой обложке темно-синего цвета крохотными буквами было выведено только название. « The Life and Death of John Who» . Без имени автора. Добротная бумага, наподобие веленевой. Книга была небольшая, чуть больше двухсот страниц.

— Это не подарок, а подношение, ― сказал я. ― Спасибо. Я сам хотел тебя попросить, но всё думал: а что если я не попал в список? Поставлю человека в дурацкое положение…

— Что ты! Он тебе первому хотел вручить. Просто не хотел посылать по почте.

Мне показалось, что она преувеличивает. Но какое это имело теперь значение?

— И чем всё закончилось? Страсти утихли? ― спросил я.

— Эта история? С мизерным тиражом? С тех пор как эту вот купить невозможно, другие книги вырывают с руками. Его книги, даже старые, стали приносить столько денег, трудно поверить! Когда его не стало.

— Да, закон подлости. Сколько энергии он тратил, чтобы прокормить себя… ― Мне хотелось хоть чем-нибудь ее поддержать.

— Вообще я так рада, ты не представляешь, что он смог это сделать… Смог осуществить эту идею до конца. Ведь странно всё, на первый взгляд? Он как освободился после этого. Хотя и жаловался. Говорил, что недоделал. Но как всегда… Все были поражены. Все, кто честно к нему относился. И ему было так легко под конец… Когда уже ничего нельзя было сделать, и он страдал… Это было ужасно… Он ведь отказался от анальгетиков. Боялся проспать свою смерть. Так он шутил… ― Помолчав, Анна добавила: ― Он меня еще кое о чем попросил. То есть тебя.

— Джон?

— Хотя, давай потом… Сейчас не хочется об этом. Потом, ладно?

Я не настаивал, хотя и сгорал от любопытства.

— Нам еще три часа тащиться до Парижа. Нет сил… даже думать об этом, ― произнесла она.

— Два, а не три.

— Всё равно… Послушай, может, переночуем здесь? И уедем утром? Там наверху, может быть, есть свободные номера?

Это был не просто каприз, я прекрасно это понимал. Эпопея подошла к концу, свой странный «долг» Анна выполнила. И мне казалось очевидным, что после всех пережитых ею приключений, да еще и затянувшихся, ей нелегко поставить завершающую точку, поэтому она и пыталась, возможно, не сознавая этого, отодвинуть развязку.

— Могу сходить узнать, ― предложил я.

— Согласен? ― оживилась она.

Свободный номер имелся всего один на третьем этаже, с ванной. Я собирался идти назад в кафе, теперь уже в полной уверенности, что нам нужно ехать без оглядки в Париж. Но краснолицый, улыбчивый хозяин, наметанным глазом определивший, что я в чем-то не уверен, окликнул меня, когда я был уже на выходе, и предложил другой вариант ― «запасной, зато экономичный». В мансарде, под самой крышей, у него имелся запертый крохотный номер. В нем собирались делать ремонт, но если я действительно нуждаюсь, он был готов сдать этот номер, в придачу к первому, с ванной, всего за сотню тогдашних франков.

Мы поднялись взглянуть на комнату. Кособокими потолками мансарда походила на мою давнишнюю квартирку на улице Муффтар, вид у комнаты был убогий. Так, наверное, выглядит изнутри скворечник, подумал я, Хотя из окошка, крохотного как амбразура, открывался вид на вечерний Ла-Манш.

Все тот же нюх подсказал хозяину, что я не знаю, как быть, и он предложил дополнительную скидку в цене за оба номера, скворечник обходился почти бесплатно…

С наступлением ночидвор гостиницы наполнился ярким лунным светом. Просматривался каждый цветочный куст. На деревьях и на зеленых оградах вырисовывался каждый сучок. По бледно-серому небосклону, как и днем, стремительно передвигались громоздкие тени облаков, на светлом фоне выглядевшие темными, как на негативе. Издали, скорее всего с Гаврского мыса напротив, доносились заунывные гудки маяка с ровными продолжительными паузами. А слева, недалеко от берега, или уже над сушей, трудно было разобраться, мерцал какой-то красный глаз. Мигание с тройными импульсами тоже подчинялось какому-то ритму. И лишь позднее до меня дошло, что это и есть, по-видимому, вход в фарватер Трувильского порта. Ничего другого в той стороне быть уже не могло. Из-за луны море даже ночью просматривалось вдаль на несколько километров…