Вячеслав Репин - Антигония. Роман

— Будьте любезны! Я вас могу попросить о чем-то? ― проголосила женщина, обращаясь к официанту, как только мальчик успокоился или просто выдохся. ― Вы могли бы присмотреть за ними?.. Я на одну секунду.

— Не больше минуты, мадам… А то у меня, сами видите…

— Обещаю! На минуту! А вы… вы только двиньтесь с места… Такого сегодня схлопочите! Понятно? ― пригрозила мать детям.

— Понятно! ― промычала девочка.

— Я узнаю, может там есть вафли, в ресторане, ― смягчилась мать. ― Ну, договорились?

Суетясь, мелким шагом она кинулась туда, где исчез муж. Мы с Джоном вдруг не могли притронуться к еде. Казалось глупым кромсать ножами и уплетать бифштексы на виду у детей, лишенных полдника, а может быть, и обеда. Налив мне и себе вина, Джон запускал в рот одну жареную картошку.

Малыш опять стал гундосить. С резким, невыносимым для слуха визгом он стал голосить еще сильнее, чем минуту назад. Бойкая белокурая сестра поносила его на чем свет стоит:

— Да заткнись ты, нытик! Я просто так сказала… Никто тебя не собирается брать в заложники. Никого нет, смотри… Кому ты нужен вообще, гэ на палочке?

Развернувшись к детям, Джон добродушно произнес:

— Жизнь невеселая штука, правда?.. Но что поделаешь? Не плачь! Мама сейчас вернется. Она же сказала… Скажи лучше, как тебя звать?

Мальчуган замер. Косясь на нас мокрыми глазенками, он хлопал большими ресницами и быстро дышал.

— Тебя спрашивают, как тебя звать. Оглох, что ли? ― подстегнула сестра. ― Куриная твоя голова!

Окаменевший от робости ребенок выдал едва слышимый писклявый звук.

— Луи его зовут! ― ответила сестра за брата. ― А меня Эстер.

— Луи… и Эстер? ― Хэддл был чем-то удивлен; переполняясь нерешительностью, он спросил: ― Вы, наверное, на каникулы едете?

— Нет, на похороны, ― ответила девочка.

— На похороны? Чьи?

— Бабушка умерла. Вот мы и едем ее хоронить.

Хэддл не мог чего-то увязать. Как и я, был задет за живое? Сцена была всё же пронзительной: маленькие дети и похороны, в пасхальные каникулы. В этом было что-то несуразное.

— Эй! Вас можно на секунду? ― окликнул Хэддл блондина из киоска. ― Что у вас за мороженое?.. Вы хотите мороженое? ― спросил он детей.

Блондин принес список. Шоколадное, ванильное, фисташковое, малиновое, клубничное… ― он перечислял, будто робот. Но в этот миг и появилась мать, без мужа, и с еще более зареванным лицом. Семейная ссора продолжалась, видимо, и там, откуда она вернулась.

— Мадам, вы позволите заказать для ваших детей мороженое? ― спросил Хэддл.

— Это еще зачем? ― она уставила на нас враждебный взгляд.

— Мне было бы приятно, ― пробормотал Хэддл, растерянный не меньше матери. ― У них такой грустный вид… Дети у вас очень милые, ― добавил он.

Американский акцент сделал свое дело.

— Вы хотите мороженое? ― спросила мать детей.

— Да!

— Носами не будете потом шмыгать?

— Нет!

Блондин, соблюдая нейтралитет, выполнил наш каприз, принес мороженое. Мальчугану досталось шоколадное, его сестре клубничное. Мать, до предела сконфуженная, прошла к машине, распахнула багажник и что-то перекладывала в вещах. Отвернувшись, она пыталась скрыть опять нахлынувшие слезы. А еще через минуту, откуда ни возьмись, у столов появился буянивший папаша.

— В машину, живо! За вафлями дальше остановимся, ― скомандовал он.

— Дай им доесть мороженое! Ну, что ты в самом деле? ― взмолилась мать.

— В машине доедят.

— Они же всё перепачкают!

Семейство загрузилось в машину. Глядя вслед «ситроену», который выделывал непонятные зигзаги в поисках выезда, Хэддл задумчиво проронил:

— Насколько тоскливой может быть жизнь таких людей. Всё есть вроде бы. Добротный автомобиль, дети, бабушка… хоть и умершая, но всё же… С утра до вечера одно и тоже, безысходность, жутко подумать! А имя мальчугана!.. Ты обратил внимание?

— Как тот, в Биаррице, тоже Луи, мать которого вдохновила тебя позднее? ― ответил я и, едва договорив, пожалел о сказанном.

Хэддл пропустил замечание мимо ушей, но затем, прикурив сигарету, с той же непроницаемой миной произнес:

— Мои успехи по этой части на тебя впечатление производят?

— В каком-то смысле, да, наверное… Ты хочешь сказать, что написанное правда? ― спросил я и тут же сам опешил от своего вопроса. ― Я надеялся, что ты пересолил. Я ошибся?

Мы впервые затрагивали эту тему. Вдруг поражая своей двусмысленной медлительностью, Хэддл тянул с ответом, и я решил, что вправе задать ему вопрос в лоб, недоговорки теперь исключались: