Выйдя от хозяйки, Джон пошел размять ноги перед дорогой ― заодно хотел попробовать дозвониться домой с ближайшего поворота. Вернувшись, он огорошил меня новостью, что дома у него опять дым коромыслом. Даже за тысячи километров они умудрялись портить друг другу нервы. Впрочем, мельком он уже что-то говорил мне и раньше насчет ссоры, которая произошла между ними накануне его отъезда.
И вот оказывалось, что Анна прилетела в Париж… Отчаявшись звонить ему, она села в самолет и, как гром среди ясного неба, свалилась ему на голову, прибыла в Париж утренним рейсом… Он только что говорил с ней. Она остановилась в том же отеле, Ги-Луи Дюбушрон, куда он должен был вернуться к вечеру и ждала нашего приезда.
Я решил не соваться с расспросами; за чрезмерную участливость мне же потом и доставалось. Каменная мина Хэддла не предвещала ничего хорошего. Дорога предстояла невеселая…
Как только местное шоссе осталось позади, и мы выехали на скоростную трассу, вчерашняя дискуссия вспыхнула от первой же искры и сразу стала накаляться, еще больше, чем накануне:
— Довольство? Тупость? Холодный пот, как только ближнему везет больше?.. От страха, что ему больше достанется? ― вопрошал Хэддл, бросая на меня разъяренные взоры и, кажется, забывая, что ведет машину. ― Зло, как червь, поедающее нас изнутри? Любование собственным пупком?.. Но скажи мне, ты что, с луны свалился?.. Вся эта мерзость отравляет жизнь людскому племени с тех пор, как оно появилось на свет!
Перепалка началась из-за пустяка, со случайно оброненного мною замечания по поводу нашей неуклюжей выходки с картинами китайца ― фактически оплеухи, нанесенной ему, и что бы мы о нем ни думали. Но, возможно, Хэддлу просто захотелось подвести черту, сорвать на мне свое настроение, испорченное из-за непредвиденного появления жены в Париже, что заставляло его перекраивать планы.
— Человек мелочен, гадлив и жалок… Здесь могу с тобой согласиться, ― продолжал он поносить все и вся. ― Поэтому наигуманнейшее отношение к хомо сапиенсу, даже к самому последнему уроду, как к разновидности, заключается в том, чтобы принимать его как есть. Без отвергающего высокомерия! Без этой мании поучать весь мир… Кому как жить и что делать… Да ведь это превратилось в излюбленный национальный спорт! Научились бы сначала чистить у себя туалеты!
— Непонятно, что ты мелешь, Джон… О чем ты опять? Какой хомо сапиенс? Какие туалеты? Что за человечество?.. Лично я не считаю себя вправе разглагольствовать от имени всего человечества! Но если на то пошло, позволь и мне уточнить кое-что… ― Я в свой черед терял самоконтроль, уже жалел о своей несдержанности, но продолжал: ― Эта страна, которую ты так возненавидел… одно непонятно, какая муха тебя укусила?.. она мало чем отличается от других. Замкнутая на себе?.. Да ради бога! Но не больше чем любая другая. Ведь ты рассуждаешь как обыватель, который никогда не высовывал носа за пределы родного околотка. Глобализация… да-да, черт возьми, глобализация!.. Она подмяла под себя всё сегодня. Мир стал одинаков, единообразен! Лично я об этом не жалею. Но можно понять и тех, кто отбрыкивается от нее руками и ногами. Не всем удается наживаться на чужой тупости… Посмотри, что происходит повсюду! Правила подтасованы! Как никогда! Заправляют всем ходячие желудки, скоты. А тот, у кого еще хоть что-то осталось за душой, боится нос высунуть. На таких скоро с собаками будут охотиться, кавалькадой. Повсюду, Джон!
Как ни старался я сдержаться, срыв всё же произошел. Хэддл, сосредоточившийся на вождении, не в пример мне вид имел вдруг шелковый, разглаженный. Не то искушал меня своим равнодушием.
— Ведь ты ездишь повсюду. Неужели ты слеп? Чем эта страна отличается от других, так это нетронутостью. Тем, что ее не успели окончательно совратить. Не всех, по крайней мере, ― продолжал я гнуть свое. ― У людей остались хоть какие-то иллюзии, первичные, здоровые представления о смысле жизни. Дышать среди наивных людей легче… Так оставь же их в покое с их иллюзиями. С одного волка не дерут две шкуры, Джон! Да и неизвестно, кто больше погрязает в иллюзиях ― сытый, обожравшийся или голодный.
— Жутко подумать, что можно жить с такой мешаниной в голове… Я бы не мог. Я бы не стал, ― забормотал Хэддл, явно не понимая ни одного моего слова.
— Не стал бы жить? Вообще, что ли?!
— Меня воротит как от иллюзий, так и от расставания с иллюзиями. Болезнь, одно слово… Страшная, неизлечимая болезнь.
— Верить в лучшее?
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу