Ион Деген - Голограммы

Арику три года. Обычно мы общаемся по-русски. Некоторые слова он не понимает, и мне приходится переводить их на иврит. Родители Арика стараются сохранить и семье русский язык. К сожалению, не всегда у них хватает на это терпения.

Арик не просто красивый ребенок. Он беспредельно обаятелен. Он устает от постоянных объятий и поцелуев знакомых и незнакомых людей. Однажды я схватил Арика на руки, подбросил его к потолку и спросил риторически:

— Арик, скажи, ну кто тебя не любит? Арик наклонил голову, глянул исподлобья и ответил:

— Аравим.

Родителей Арика мне пришлось убеждать в том, что не я просветил ребенка по поводу арабов.

За границей ощущение родного дома возникает, как только попадаешь в самолет израильской авиакомпании.

С женой я возвращался из командировки в Англию. В «Боинге»-707 шесть кресел в ряду разделены узким проходом. Сейчас он был плотно заблокирован очередью в туалеты.

Вдруг по радио прозвучала моя фамилия: я должен срочно связаться со стюардессой.

Жена с тревогой посмотрела на меня, поспешно встала и вместе с соседом втиснулась в очередь, чтобы дать мне пройти. В проходе каждый с готовностью вжимался в стоящего рядом, уступая мне дорогу в голову самолета. Навстречу протискивалась стюардесса.

— Все в порядке, — сказала она, приветливо улыбаясь, радиограмма от Шмулика. Он поздравляет с празднитком твою жену и тебя и сожалеет, что сегодня не он командир самолета, в котором вы летите.

Надо же! Шмулик, пилот израильской авиакомпании, узнал, что мы возвращаемся домой этим рейсом!

Мой вид успокоил жену. Тревога исчезла с ее лица. А каждый пассажир, которому я невольно причинял неудобство, не преминул сказать: «Слава Богу».

Сколько я помню себя, я говорил по-украински. Учился в украинской школе. Нежную кожу детства сменил на отроческие колючки под поэзию Котляревского, Шевченко, Леси Украинки.

Поэтому, когда на конгрессе ортопедов в Лондоне ко мне подошел коллега, на лацкане пиджака которого была табличка с надписью «Доктор Бобошко. Торонто. Канада.», я обрадовался тому, что, кажется, появилась возможность без труда говорить по-украински, а не копаться в карманах памяти, мучительно разыскивая куда-то запропастившееся английское слово.

Я спросил коллегу, можем ли мы перейти на украинский язык.

— Звычайно! — С энтузиазмом ответил доктор Бобошко.

И потекла беседа без всяких усилий.

Но тут стоявшая рядом жена рассмеялась и предложила мне перестать говорить на иврите.

Я стал следить за своей речью и с ужасом обнаружил, что вместо богатого литературного украинского языка, к которому я привык, из меня выплескивается окрошка из ивритских и украинских слов.

Беседа продолжалась по-английски.

На углу две молодые мамы обсуждали трудности воспитания.

— Я так отшлепала их с утра, что им хватит на целый день.

— А я как-то не могу.

— Почему? — Удивилась первая.

— Они обижаются.

Причину можно отыскать даже для беспричинной ненависти.

Всеволод, бывший московский хирург, работающий массажистом, говорит, что Израиль он возненавидел в тот день, когда пациент, сняв носки, вытер ноги носовым платком.

— Зачем? — спросил Всеволод.

— Я интеллигент. Еще в гимназии в Польше мне привили это.

— В таком случае вам следует носить с собой бутылочку с водой, сперва окроплять ноги, а уже затем вытирать их платком, — не скрывая презрения, сказал Всеволод.

Пациент деликатно промолчал, а, узнав, что массажист бывший москвич, спросил, занимался ли он и в Москве массажем.

— А как же! Я с детства мечтал об этой профессии. Как-то в кино я увидел массажиста и понял, что это предел моих мечтаний.

— Похвально, когда человек воплощает в жизнь свои идеалы.

В комнате тихо звучала приятная музыка.

— Кажется, Третий концерт Шопена для фортепиано с оркестром? — Неуверенно спросил пациент.

— У Шопена нет Третьего фортепианного концерта. И вообще эту музыку написал не композитор.

— Как это — не композитор?

— Это музыка Чарли Чаплина к его фильму «Огни большого города».

— Да? Откуда вы знаете такие вещи?

— Когда нас готовили в массажисты, мы должны были читать книги, посещать музеи и филармонию, чтобы иметь возможность разговаривать с такими интеллигентными пациентами, как вы.

В Москве Всеволод, надо полагать, общался только с энциклопедистами, а в Израиле у него не было других пациентов. Впрочем, в Израиле даже водка кажется ему не такой сорокаградусной, как московская.