Ион Деген - Наследники Асклепия

Но один маленький букетик анютиных глазок никогда не изгладится из моей памяти.

В кустанайской областной больнице знали, в каком бы обессиленном состоянии я не находился после нескольких суток непрерывной работы, стоило только произнести, что врач собирается сделать ампутацию, я тут же вскакивал и шел в больницу. Ненавижу даже само слово «ампутация».

В тот вечер я пластом лежал в своем жилище абсолютно уверенный в том, что никакая сила до утра не поднимет меня с постели. Но вдруг раздался стук в оконное стекло, и санитарка прокричала:

— Ион Лазаревич, Нариман Газизович хочет ампутировать руку.

Доктор Исмагулов был отличным хирургом. Зря он бы не прислал санитарку. Я тут же вскочил и пошел в больницу.

Заключенный, бандеровец, работал на кирпичной фабрике. Правая рука, вся — плечо и предплечье, попала в трансмиссию. Рука была в ужасном состоянии. Восемь переломов. Огромная скальпированная рана вся в грязи.

Доктор Исмагулов был прав. Самым простым и разумным решением была ампутация.

Заключенный бандеровец!.. Для меня слово бандеровец звучало враждебно и зловеще. Но передо мной лежал тяжело травмированный пациент. И не было никакой идеологии. Было только идущее из глубины души желание оказаться наиболее полезным этому несчастному человеку. Ампутации не будет!

Мудрствуя, как бы получше выкроить ткани, я зашил рану. Вот когда пригодились знания геометрии! Сопоставление отломков костей длилось несколько часов. Конечно, проще было бы прооперировать и закрепить отломки металлическими фиксаторами. Но как можно оперировать в условиях такой инфицированной раны? Вот уже сопоставлены отломки плечевой кости над локтевым суставом. Но в это время сместились отломки выше. Снова сопоставляю. И так раз за разом. Наконец, сопоставлены все отломки и зафиксированы гипсовой повязкой.

Я не обольщался. Я понимал, что такая рука не может быть полноценной. Естественно, не будет движений в локтевом суставе. Но все же — своя рука.

К счастью, мой пессимистический прогноз (кстати, научно вполне обоснованный) оказался несостоятельным. Когда после сращения отломков я снял гипсовую повязку, в локтевом суставе были движения. Они увеличивались по мере лечения, обеспечивая почти полную функцию руки.

Прошло несколько месяцев. 29 октября 1954 года я завершил свою деятельность главного (единственного!) ортопеда-травматолога Кустанайской области и возвращался в Киев. Вечер. Заснеженный перрон кустанайского вокзала. Ветер гонит поземку. На перроне собрались провожающие. Директор крупного зернового совхоза настойчиво пытается всучить мне чек на две тонны пшеницы. А я, став в третью позицию, отказываюсь, демонстрируя свое бескорыстие. Идиот! Как я жалел об этом в первые месяцы в голодном Киеве! Директор свиносовхоза притащил жареного поросенка. И прямо здесь, на морозном перроне, мы закусываем поросенком спирт, принесенный патологоанатомом больницы.

И вдруг на перроне появился заключенный бандеровец Костя. Уже это явилось началом необычного. Комендант не та личность, которая запросто дает увольнительную заключенному, да еще вечером.

Костя расстегнул телогрейку и вынул из-под полы маленький букетик анютиных глазок.

Все ахнули! Цветы в конце октября? В Кустанае! Где и летом не видят цветов! И поросенок, и две тонны пшеницы, и даже с большими усилиями добытый спирт померкли в сравнении с этим бесценным гонораром.

Могу ли я его забыть?

Но бывали гонорары, не имеющие материального эквивалента.

Карета скорой помощи доставила жертву дорожного инцидента. Я вошел в смотровую комнату приемного покоя, когда пациентка уже лежала на кушетке. Если быть точным, на кушетке лежала не вся пациентка. Значительные части ее огромного тела повисли в воздухе по бокам кушетки. Катя, дама лет двадцати пяти с лицом миловидным, словно случайно доставшимся ее необъятному телу, была возбуждена, чрезмерно реагировала на малейшее прикосновение. Я посчитал это естественным, так как вся она была в ссадинах и кровоподтеках. К счастью, кроме перелома лучевой кости левой руки, при осмотре я не обнаружил у нее серьезных повреждений.

Катю надо было отвезти в рентгеновский кабинет. Перенос с кушетки на каталку оказался весьма сложным и сопровождался душераздирающим воплем пациентки, хотя медбрат, санитар и шофер кареты скорой помощи знали свое дело. Следует заметить, что мужчины оказались джентльменами. Перенос Кати был уже не в их компетенции. Но они соразмерили вес и габариты Кати с возможностями женского персонала пропускника.