Ион Деген - Наследники Асклепия

Но все это оказалось пустяком в сравнении со сшиванием сосудов.

Впервые понятие «атравматическая игла» я прочитал в 1955 году в статье профессора Куприянова. Он писал, что своровал ее в хирургической клинике, будучи в Швеции. Что такое атравматическая игла, как она выглядит, я не имел понятия до приезда в Израиль. Даже самая миниатюрная, самая нежная игла, которой я располагал, для сшивания сосудов, что кувалда для часового мастера. Я понимал, прикосновение такой иглы к сосуду приведет к закупорке и омертвлению пришитого предплечья. Что делать?

Из окружающих артерию тканей я создал канал, просил ослабить жгут и на место кровотечения накладывал «заплатки» из жировой ткани, аккуратно пришивая их. Примерно таким же приемом я сблизил впритык концы нервов.

Каждое утро, приходя на работу, я прежде всего заходил в палату, в которой лежал мой пациент, и нюхал его руку.

Забавна наблюдательность больных. Они сказали, что в отделении очень немного настоящих врачей. Только Петр Андреевич Балабушко и Петр Васильевич Яшунин нюхают руку, а остальные просят больного подвигать пальцами.

Через несколько дней уже не было сомнений в том, что операция удалась. За сенсацию ухватились корреспонденты газет, радио, телевидения. Я объяснял им, что, только увидев отдаленные результаты и опубликовав статью в научном журнале, смогу дать им интервью. Где-то в конце ноября приехали в больницу журналисты из телевизионной программы «Голубой огонек». Хотели в новогоднем «Огоньке» усадить за один столик моего пациента и меня. Пациент с радостью согласился. Я снова сослался на необходимость сперва опубликовать статью в медицинском научном журнале. Статья была опубликована в 1970 году в журнале «Хирургия».

Уже в Израиле несколько лет назад корреспондент «Литературной газеты» Григорий Кипнис показал мне машинопись, которую он взял вместе с другими материалами в Париже, у вдовы Виктора Некрасова. В Киеве с Некрасовым мы были очень дружны. Но никогда он не говорил мне, что в сценарии документального фильма, который он планировал вместе с режиссером Рафаилом Нахмановичем, описан случай реплантации предплечья. Только здесь, в Израиле прочел я этот сценарий.

Но самая забавная история (тогда она вовсе не показалась мне забавной, как раз наоборот) с моим пациентом произошла через несколько месяцев после операции. Он пришел ко мне с жалобой на то, что его выписывают на работу 19 сентября, а работать он еще не в состоянии. Дело в том, что он жил не в нашем районе. Я мог дать ему больничный лист на время пребывания в нашем отделении и еще на две недели. Затем лист продлевали в поликлинике по месту жительства. Я тут же позвонил его врачу, хорошему ортопеду, с которой мы были в приятельских отношениях:

— Валя, как ты можешь? Это ведь реплантация конечности. Первая в мировой практике операция, во время которой удалось пришить руку. У него еще не восстановилась чувствительность пальцев и кисти. Ведь он слесарь-сантехник, а не министр.

— А что я могу сделать? Девятнадцатого будет ровно четыре месяца, как он на больничном листе. Больше я не имею права дать. После этого переводят на инвалидность.

— Так переведи.

— Не могу. У него нормальная рука.

Кончилось тем, что я снова поместил его в наше отделение, удалил фиксатор из лучевой кости (эту операцию можно было сделать и через год, и через три) и продержал его на больничном листе еще два месяца.

Именно этот пациент принес мне букет изумительных роз. Зная его материальное положение, я обрушился на него. Но он тут же меня успокоил:

— Доктор, я не покупал. Я украл розы в ботаническом саду.

И еще несколько раз, несмотря на категорические запреты и напоминание библейского «не укради», он приносил мне ворованные букеты.

По традиции к каждому пятилетию нашего институтского выпуска я сочиняю очередную шуточную поэму. В речи по поводу тридцатилетия, произнесенной уже в Израиле, есть такие строки:

К цветам и спиртным напиткам можно добавить торты, бонбоньерки, книги, граммофонные пластинки (сейчас компакт-диски) и прочие эквиваленты гонорара. Есть подарки, глядя на которые вспоминаешь пациентов, которые их подарили, вспоминаешь бессонные ночи, операции. Вот стоит, опираясь на книги, уникальная курительная трубка, подаренная очень высокопоставленным военачальником, отцом юноши, направленным ко мне из Москвы. Если придется к слову, я расскажу об этом случае. Вот красивый золоченый чайный сервиз, вызывающий воспоминания. А кто преподнес мне Дон Кихота, талантливо изваянного скульптором Кавалеридзе? Напрочь не помню. Что уж говорить о съеденных конфетах и выпитых коньяках! А цветы, увы, такие недолговечные!