Майкл Корда - Богатство

Сейчас Артур стоял перед моделью и смотрел почти также, как всегда, если не считать настойчивости, которой она не замечала прежде.

– Ты готова на пару дней отправиться в Мэйн? – спросил он.

Она кивнула. Чем скорее он уедет из Нью-Йорка и отдохнет, тем лучше.

Кроме того, это была новая ситуация в их отношениях – признак, что они, наконец, способны прийти к нормальному существованию, вместо того, чтобы вести тайную жизнь, большая часть которой протекала на этой квартире.

– Мне не хочется оставлять все это незаконченным, – сказал он, бросив взгляд на ворох бумаг, на планы, на модель.

– Это может подождать, Артур.

– Конечно, – согласился он. Но он не выглядел уверенным.

Из-за страсти Артура к анонимности его дорожные планы напоминали передислокацию армии в военное время. Мысль о том, чтобы полететь коммерческим рейсом даже не пришла ему в голову, но, с другой стороны, он не хотел пользоваться самолетом Фонда Баннермэна, используемым для нужд должностных лиц и штата.

– Мне пришлось бы открыть свои намерения матери, – проворчал он., а возможно, и Роберту… Кстати, никому не доверяй в Фонде. Все, что ты скажешь им, немедленно доведут до Роберта.

Вместо этого он позвонил одному из своих друзей по Гарварду,и тот немедленно предложил ему "гольфстрим", принадлежавший " Морган Гаранти".

– Не такой хороший самолет, как мой, – сказал он. – Но дареному коню в зубы не смотрят.

Алексе самолет, конечно, показался просто отличным, и она заметила, что команда относилась к Баннермэну с почтением, подобавшим папе Римскому, хотя его имя даже не упоминалось.

– Удивительно, – произнес он, потягивая виски с содовой. – Полтора часа от Нью-Йорка до Комдена! Когда я впервые туда приехал, добирались только поездами. – Он допил стакан и взглянул в окно. – Я скучаю по поездам. Самолеты совсем меня не интересуют. Мой отец вообще никуда не ездил, потому что мог засыпать только в собственной постели… Черт! Ностальгия – первый симптом старости.

– Я так не думаю. Ну, а второй?

Он нагнулся и поцеловал ее в щеку.

– Благодаря тебе, от второго я не страдаю. Мы садимся.

Они вышли на яркий солнечный свет, хотя температура была настолько холодной, что заставила Алексу пожалеть о снятом свитере. На маленьком летном поле не было никого, кроме пожилого мужчины в рабочих штанах, фланелевой рубашке и красной охотничьей шляпе, который ждал их, прислонившись к старому неуклюжему автомобилю. К ее удивлению, он не выказал никакого особого почтения Баннермэну, пока пилоты перегружали багаж в машину.

– Лучше поторопиться, – сказал он. – Надвигается туман.

Алексе в это не верилось – день вряд ли мог быть яснее.

– Давно я здесь не был, – сказал Баннермэн. – Но ты ни на день не постарел.

– Чепуха. Я уже получаю свои проклятые чеки по социальному страхованию. Ты тоже был бы чертовски близок к этому, если бы нуждался в них так, как я.

– Удивлен, что ты ими пользуешься, Бен.

– Если правительство достаточно глупо, чтобы их предлагать, я могу взять их, как всякий другой. Теперь вот ввели эти проклятые продовольственные талоны. Половина местных бездельников собирается по пятницам в департаменте соцобеспечения и нагружается пивом за счет наших с тобой налогов.

– Бен, позволь тебе представить мою… приятельницу, мисс Александру Уолден. Алекса, Бен Киддер.

Киддер пожал ей руку. Хватка у него была железная. Он бросил на Баннермэна взгляд, ясно выражавший, что он думает о старом дураке, путешествующем с молодой женщиной, затем открыл перед ней дверцу машины. Для Баннермэна он этого сделать не потрудился.

Они проехали сельскую местность, которая была для Алексы новой и в то же время знакомой – Ново-Английский поселок, с его белыми домами и высоким церковным шпилем служил фоном в бесконечных фильмах и телесериалах. Миновали лужайку посреди поселка, где военный мемориал располагался точно там, где она ожидала. Бен и Артур Баннермэн молча сидели рядом на передних сиденьях, явно истощив способности к разговору. Артур, не могла не заметить она, чувствовал себя более непринужденно, чем ей когда-либо приходилось видеть. Несмотря на темный костюм и белую рубашку, он выглядел здесь более дома, чем в Нью-Йорке.

– Как рыбалка? – спросил он.

– Паршиво.

– Ты говорил это добрых десять лет назад. С ней покончено, сказал ты, насколько я помню.

– Угу, что ж, теперь это чертовски близко к правде, из-за всей дряни, которую спускают в бухту от самого Бангора. Как дети?