Майкл Корда - Богатство

– Звучит так, будто ты собираешься заставить беднягу есть у тебя из рук.

Он зевнул. Голос его уже стал сонным.

– Да. Действуй за сценой, как Кир. Бери то, что ты хочешь, раньше, чем другие даже узнают, что ты хочешь. – Он коротко всхрапнул, ком в груди затруднял его дыхание. Его глаза были закрыты, и она с трудом разбирала, что он говорит. – Тебе нужно учиться… – ей послышалась нота настойчивости в его голосе. – Тебе нужно научиться защищать себя… лучше, чем я… надеюсь, что ты поймешь… надеюсь, что ты простишь…

Его голос упал, смешиваясь с дыханием, он, наконец, погрузился в сон, оставив ее гадать, как ей уснуть самой – было вряд ли позже восьми или девяти часов вечера, встать или даже двинуться она не могла, не разбудив его. Лежа в темноте, она размышляла, с кем он разговаривал. С Робертом? С самим собой? С кем-то из других детей? И за что он хотел прощения?

Он заворочался, и она нежно погладила его. Лучше всего для него сейчас выспаться. Затем, совершенно отчетливо, словно во сне, он сказал:

– Прости, Александра, но это единственный выход.

Она не спала полночи, думая об этих словах, но утром здоровье его, казалось, восстановилось, и он совсем не помнил ни то, что ему снилось, ни то, что он говорил.

– Жара, – сказал он, вытирая лоб. – Всегда ненавидел проклятое нью-йоркское лето.

– Удивлена, что это тебя беспокоит. Ты же почти не выходишь.

– Я это и имею в виду. Кондиционеры – искусственный способ поддержания жизни. Когда я был ребенком, мы открывали окна и включали вентиляторы. В те дни джентльмен надевал соломенную шляпу и белый костюм в День Поминовения и носил их до Дня Труда. Кого в наше время увидишь в канотье – такой плоской соломенной шляпе с черной лентой? Наверное, теперь нигде даже приличной панамы не купишь. У моего дяди Джона была прекрасная, легкая, как бумажный самолетик. Тогда все шло своим порядком. Летом было жарко, и тело этим пользовалось. А в наши дни нужно одевать сорочку с манишкой, чтобы пойти в ресторан. – Он подошел к окну, взглянул на улицу и вздохнул. – Правда в том, что летом нужно просто уезжать из города. Последние несколько лет я зарылся здесь, как барсук в нору, зимой и летом. А ты? Ты проводишь лето, как я. Уверен, что это не то, что тебе нужно.

Он махнул в сторону старинного стола, заваленного папками, распечатками и документами, картин музейной ценности, мебели, сработанной, как произведение искусства, а не ради какого-либо удобства. На противоположной от окна стене висел гобелен работы Шагала. Много ли квартир в Нью-Йорке, подумала она, располагают достаточно большой гостиной, чтобы вместить его? В камине пылал огонь, несмотря на жару на улице. Артур любил огонь, и слуги имели строгое указание поддерживать его, при этом включая кондиционеры.

– Не могла же ты все последние годы проводить каждое лето в городе? Удивительно, сколько я о тебе еще не знаю, если вдуматься. Ты любишь плавать? Кататься на горных лыжах? Ты ходишь летом на пляж?

– Не уверена, ч т о я люблю, – осторожно сказала она. – У меня не было времени это выяснить. Когда Саймон и я были… – Она с трудом подыскала подходящее слово, – вместе, он каждое лето снимал дом в Ист-Хэмптоне, но, думаю, в основном потому, что так принято. Мы не часто там бывали – только, когда ему было необходимо устроить прием. Я люблю солнце, мне приятно полежать на песке, однако к морю меня не тянет. Может это из-за того, что я приехала со Среднего Запада, но море действует мне на нервы. Пловчиха из меня никудышняя.

– А я всегда любил море. До сих пор люблю. У меня есть коттедж в Мэйне, называется Грейрок. Чудесное место. Проснешься утром – а на скалах тюлени. Скажи мне, могла бы поехать туда со мной на неделю? Если работа позволит, конечно.

Она кивнула.

– Конечно, могла бы. Саймон не будет возражать. – Мысль о том, чтобы уехать с ним была чрезвычайно заманчивой, кроме того, он определенно нуждался в отдыхе. О Грейроке она знала – теперь ей были известны все владения Баннермэнов – от дома в Палм Бич до охотничьей хижины в Адирондакских горах – бесконечный список жилищ, никогда не используемых и не выставляемых на продажу.

Артур посвятил ее в подробности. Он так и не оправился полностью от простуды, и зачастую по вечерам, когда слишком утомлялся, чтобы выходить, проводил время, объясняя ей тонкости семейного состояния и свои планы по его поводу. Он по-прежнему отказывался показаться врачу, тем более упрямо, чем она настаивала. Он знает десятки людей, заявлял он, подхвативших тот же вирус, распространившийся по всему городу. Элиот Дервентер месяцами прикован к постели, Чейнинг де Витт, брат Корди, "черная овца" в их семье, из-за него впервые за тридцать лет пропустил Кентуккское Дерби, старая миссис Дуглас Фэйрчайлд заперла себя в карантине в собственном доме из страха заразить своих собак.