Майкл Корда - Богатство

– Не знаю. Может, я бы и сказала – да, это вполне возможно.

– То же чувствовал и я. И однако не мог думать, что в случае моей гибели от руки какого-нибудь маньяка Роберт будет обсуждать ее с агентами спецслужб с таким же хладнокровием. Они очень возражали против того, чтоб я заходил в толпу пожимать руки, и, честно говоря, меня самого не слишком радовала подобная перспектива – после убийства Роберта Кеннеди и покушения на Джорджа Уоллеса. Но Роберт оглядел их с полным презрением и заявил: "Мой отец не собирается быть избранным, выказывая страх перед избирателями – потому что он, черт побери, не боится ничего!" – Он засмеялся, вновь закашлялся, сделал глубокий вздох. – Показательно, правда? Роберт решил отстоять мою отвагу, даже не спросив, что я об этом думаю. Его отец ничего не боится – не м о ж е т бояться – и все тут.

– А это правда?

– Не совсем. О, я достаточно горд, чтоб быть упрямым, и отношусь к смерти как фаталист – я не трус – но нельзя быть кандидатом в президенты ни тогда, ни сейчас, не думая иногда, что может случиться. Роберт всегда больше гордился мной, чем я сам. И не простил меня за то, что я проиграл первичные выборы.

– Я думала, ты проиграл и з-з а н е г о… из-за истории с проститутками?

– Я мог проиграть в любом случае. Это был год Никсона, а не мой, и не Нельсона Рокфеллера. Но деятельность Роберта, конечно, способствовала моему поражению. Он этого не понимает. С его точки зрения, я проявил недостаточно твердости. Он счел, что, решив отступить, я не выдержал характера. Я стал его павшим идолом.

– Это нечестно. Ты не з а с т а в л я л его идеализировать себя.

– Так ли? Кто может устоять перед обожанием своих детей? Ты права. Я не заставлял Роберта идеализировать себя, но не сделал ничего, чтоб этому воспрепятствовать. Я расскажу тебе кое-что еще. Когда он был юношей и учился в колледже, он занялся поло, и стал чертовски хорошим игроком. А это опасный спорт. Я занимался им сам и был весьма неплох – одним из лучших игроков в Америке, честно говоря. Однажды в Палм Бич, Эдуардо Тексейра пригласил Роберта выступить в его команде, так что мы с Робертом должны были играть друг против друга. Я сказал ему, чтоб он не расслаблялся, только потому, что я – его отец, в шутку, сама понимаешь, но стоило мне лишь заглянуть ему в глаза, я понял, что мне грозят неприятности. Он д о л ж е н был победить. Для него это была не игра, а дуэль… Я никогда не играл более жестко, более расчетливо, но, что бы я ни делал, Роберт всегда блокировал меня, вытеснял… Поло – жестокий спорт, ты знаешь. А может, и не знаешь. Представь себе хоккей верхом на лошадях, все скачут на полном галопе, колено к колену. Не помню, насколько, но с очень небольшим разрывом – я решил, что смогу сделать очень хороший, четкий бросок, и тут ко мне подъехал Роберт, совсем близко, развернулся, чтобы принять удар, и внезапно я подумал: "Господи, он же целится прямо мне в лицо!" Очевидно, у него мелькнула та же мысль. Я смотрел в его глаза и з н а л, без тени сомнения, что через несколько секунд буду мертв. Затем что-то в Роберте сломалось, воля, может быть, он опустил клюшку и сник. Пропустил мяч, что ни один игрок его калибра не способен сделать, и мы победили. После этого я больше никогда не играл в поло. Я часто думаю, что Роберт, может быть, ничего иного и не хотел. Ему просто нужно было побить меня в чем-то, что я умел делать хорошо, и возможно, заодно вывести из игры – и он преуспел. Но возможно также, что он действительно хотел убить меня, но когда ему представилась реальная возможность, не хватило храбрости.

Она придвинулась ближе, пораженная его спокойствием, словно возможность того, что сын пытался убить его, была чем-то чем-то понятным и допустимым.

– Тебе не кажется, что это слегка мелодраматично?

– Нисколько. Дети часто хотят убить своих родителей. Фрейд просто указал на очевидное. Ты никогда не желала убить своего отца? Хотя, возможно, с девочками все по-иному…

По ее телу прошла дрожь, такая резкая, что он это заметил.

– Надеюсь, ты не подхватила ту же простуду, что и я.

– Нет, – сказала она. – Со мной все в порядке.

Но последнее было неправдой. Истории о Роберте устрашали, не только из-за того, что он сделал, или хотел сделать, но потому что Артур, казалось, из-за них не переживал. Правда была в том, что он по-прежнему любил Роберта больше, чем других детей, и похоже было на то, что и Роберт по-прежнему любит отца.

Совершенно неожиданно она испытала желание не столько секса, сколько утешения. Она выскользнула из трусиков-бикини и потянулась к Баннермэну, который, казалось, был слегка удивлен.