Святослав Иванов - Подозрительные предметы

Она закрыла лицо руками, и тут неожиданно на неё обрушилось несколько прицельных ударов. Кто-то бил её кулаками по голове, рассёк бровь и нижнюю губу. Лена лежала на полу, даже не видя обидчика. Перевернувшись, она увидела красивую рыжую женщину, которая победно возвышалась над ней на огромных каблуках.

– Надя, господи, прости, что я забыла, что ты здесь, – начала почему-то оправдываться Лена, – Прости, что я сразу тебя не отыскала, но зачем же бить?..

– Так мне гораздо легче, спасибо – ответила Надя и двинулась на кухню.

Лена поднялась и угрюмо побрела за ней. Надя убрала в холодильник запечённое мясо и налила себе рома из бутылки, которую Лена прежде у себя дома не видела.

– Ну, давай рассказывай, – сказала Надя, – что там да как.

– Слушай, я понимаю, что я поступила плохо, – сказала Лена, пытаясь сохранять спокойствие, – Но в конце концов это же рай. Здесь никто никого не бьёт.

– Да неужели? – съязвила Надя, – То есть, думала, отменили ад – и больше никакого отмщения грехов?

– Прости, что?

– То самое. Мне тоже было очень обидно узнать, что ничем таким особенным я рая не заслужила.

– Подожди, а куда попадают совсем уж отъявленные негодяи?

– Сюда же. Просто к ним выстраивается очередь людей, которые хотят им отомстить. Хотя бы парой пощёчин.

Лена с недоумением выслушала рассказ Нади. Оказалось, что, по предположениям исследователей, порядка ста лет назад концепция рая и ада себя исчерпала: почти извелись полноценные праведники и грешники, и из экономии рабочей силы отмщение за грехи было решено возложить на самих людей. Были устранены традиционные границы между адом, раем и чистилищем – и установилась относительная анархия. Кроме того, была пересмотрена концепция Страшного суда – следствием этого стали трагические события ХХ века.

В итоге, согласно Надиному рассказу, весь загробный мир превратился в анархическое чистилище – мир победившего постмодерна (эту фразу Лена поняла не до конца), где каждый получает то, на что его душа «заработала» в течение жизни, причём понятия однозначного греха или однозначной праведности были изъяты из обращения. Единственным критерием достоинства человеческой жизни стало то, сколько добра и зла человек причинил другим. К тиранам и убийцам выстроились длинные очереди тех, кто хочет отомстить, причём месть принимается всякая – от физических пыток до простых укоряющих взглядов. Последние, сказала Надя, действеннее всего – она напомнила героиню Булгакова, для которой единственной адской мукой стало само напоминание о совершённом детоубийстве.

Каждый получает то, что заслуживает, а те, кто прожили убогую жизнь, продолжают жить её убого, получая в наказание лишь осознание её убожества и возможность с большим трудом это исправить. Надя привела такой пример: люди, полжизни просидевшие в тюрьме и считавшие такую жизнь истинной, и здесь получили долгую тюрьму, из которой они в конечном итоге выходят, но только тогда, когда выкуют себя заново, исправятся по-настоящему , а не так, как это происходило в пенитенциарной системе материального мира.

Лена попыталась разрядить обстановку:

– Слушай, то есть, можно сказать, пронесло ?

– В каком смысле?

– Ну, всё могло гораздо хуже сложиться в жизни. Сейчас бы нас истязали всякие обиженные жертвы. А так ничего – ты пришла ко мне, по морде ударила, и все дела.

– Это мы рано умерли, – мрачно отвечала Надя, – Я с нетерпением жду, какая дрянь про меня выяснится в дальнейшем.

Разговор не клеился. Лена проводила отмщённую Надю и вышла на балкон. Она заметила, что солнце наконец начало клониться к горизонту. Пару часов она просидела на балконе, перебирая события своей жизни и ища в них изъяны и недочёты. Так она размышляла, до тех пор, пока совсем стемнело, и Лена в соответствии с новыми неведомыми биологическими часами легла спать.

Огромный экран на доме-коробке в самом начале Нового Арбата – насмешка над тем, как ещё не так давно представляли себе будущее: вместо летающих автомобилей, дирижаблей с китайской едой и космических кораблей в форме капли – неказистое полотно, на котором показывают трейлеры фантастических фильмов. Спецэффекты за последние тридцать лет шагнули вперёд сильнее, чем сама реальность, а дальше – само собой, шагнут ещё шире, чтобы в конце концов опередить ощутимый прогресс на необозримое расстояние.

Оно, наверно, и к лучшему – куда уж приятнее сидеть в уютной норе и наблюдать за имитацией больших дел, больших чувств и больших страхов, чем делать, чувствовать и бояться самим. Говорим безо всякого уничижения, просто оно вот так вот и вышло, и никак этот раструб в обратную сторону не повернёшь. И ладно.