Солара принимали в поисках девочки самое активное участие и, должна отметить, всячески его выпячивали. Прекрасно зная, как к ним относятся Лила и Энцо, однажды вечером они заявились к ним и, якобы выступая от имени всего квартала, поклялись, что не пожалеют усилий, чтобы Тина вернулась к родителям целой и невредимой. Лила смотрела на них невидящим взглядом, а Энцо, бледный как смерть, выслушал их и крикнул, что они-то и похитили его дочку. Он постоянно твердил об этом и повторял на каждом углу, что Тину украли Солара за то, что они с Лилой отказались отдавать им часть выручки Basic Sight. Возрази ему кто-нибудь, он бы тут же убил его своими руками, но никто не смел открыто ему возражать, а в тот вечер с ним не стали спорить даже братья Солара.
– Мы понимаем, как тебе плохо, – сказал Марчелло. – Если бы у меня отняли Сильвио, я бы с ума сошел.
Они дождались, пока Энцо немного не успокоился, и ушли, а на следующий день отправили к Лиле и Энцо своих жен, Джильолу и Элизу, которых хозяева приняли без особого тепла, но все же вежливее, чем их мужей. В дальнейшем Солара предприняли еще множество инициатив. По всей вероятности, именно они организовали опрос рыночных торговцев, по воскресеньям приходивших в квартал со своими лотками, а также окрестных цыган. И разумеется, это они стояли за бучей, поднявшейся против полицейских, которые влетели в квартал с включенной сиреной и арестовали сначала Стефано – у того как раз случился первый сердечный приступ, и его забрали в больницу, – затем Рино (его выпустили) через несколько дней, и, наконец, Дженнаро – этот горько рыдал и клялся, что любил сестренку как никого другого на свете и ни за что не причинил бы ей зла. Не исключено, что дежурство возле начальной школы организовали тоже Солара; в результате был пойман «извращенец», до сих пор считавшийся местной страшилкой. Им оказался тощий мужчина лет тридцати; у него не было детей, которых надо встречать из школы, но он постоянно маячил около школьных ворот. Бдительные «охранники» набросились на него с кулаками, тот вырвался и бежал до самого сквера, где его снова схватили и прикончили бы на месте, не докажи он, что он всего лишь стажер из «Маттино», гоняющийся за горячими новостями.
После этого случая волнение в квартале немного улеглось, и его обитатели постепенно вернулись к привычной жизни. Никаких следов Тины по-прежнему обнаружено не было, и слух о том, что ее задавил грузовик, распространялся все шире. Он устраивал всех: и соседей, уставших от бесплодных поисков, и полицию, и журналистов. Внимание публики надолго переключилось на ближайшие к кварталу стройплощадки. В те же дни я встретилась с Армандо Галиани, сыном своей лицейской преподавательницы. Он бросил медицину, в 1983 году баллотировался в парламент, но проиграл выборы и благодаря не слишком большой разборчивости местного телеканала теперь занялся журналистикой, причем весьма агрессивной. Он рассказал мне, что его отец умер около года назад, а мать перебралась во Францию; у нее тоже начались нелады со здоровьем. Он просил, чтобы я отвела его к Лиле. Я отговаривалась, дескать, она сейчас не в том состоянии, но он настаивал. Я ей позвонила. Она, с трудом вспомнив Армандо, согласилась с ним встретиться, хотя до этого наотрез отказывалась разговаривать с журналистами. Армандо рассказал ей, что расследовал, как идет ликвидация последствий землетрясения, и много ездил по стройкам. На одной из них он слышал, что один грузовик, замешанный в некоем преступлении, спешно утилизировали. Лила дослушала его и сказала:
– Врешь.
– Я говорю только то, что знаю.
– Тебе плевать и на грузовики, и на стройки, и на мою дочь.
– Ты хочешь меня оскорбить?
– Именно. Прямо сейчас и начну. Врач из тебя был дерьмовый, и революционер дерьмовый, и журналистом ты стал дерьмовым. Катись из моего дома!
Армандо помрачнел. Взмахом руки попрощавшись с Энцо, он ушел. Я проводила его на улицу. Он не скрывал огорчения: «Даже горе ее не изменило! Объясни хоть ты ей, что я хотел им помочь». Потом он взял у меня длинное интервью, и мы расстались. Меня поразила его манера задавать вопросы, тщательно подбирая каждое слово. Ему пришлось многое пережить: и проблемы с Надей, и разрыв с женой, но теперь он, судя по всему, вернулся в норму. Его прежняя убежденность в том, что именно он знает, как должен думать и действовать подлинный противник капитализма, трансформировалась в своего рода болезненный цинизм.
– Италия превращается в помойную яму, – сокрушался он, – и все мы в ней сгнием. Чем больше я езжу, тем яснее вижу, что все порядочные люди давно с этим смирились. К сожалению, Элена, к великому сожалению. В рабочих партиях было немало честных людей, но они уже ни на что не надеются.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу