Тони Мориссон - Любовь

– Вы не правы, – ответил тогда Сандлер. – Львы образуют пары на всю жизнь.

– Как и я, – тихонько посмеиваясь, отозвался Коузи. – Как и я.

Может, оно и так, конечно, думал Сандлер, но наличие постоянной пары не изменило привычки Коузи вести себя по-холостяцки, и после солидных восьми лет вдовства он решил этой привычке положить конец, женившись на девушке, которую сможет воспитать под себя. Если бы оно вышло как задумывалось, быть может, Коузи ограничил бы свои рыболовные подвиги ловлей на крючок, перестав ловить на бумажник. К этому времени их совместные походы на яхте Сандлеру все больше нравились. Молодой парень (ему тогда еще не было тридцати), он не очень-то любил якшаться со стариками, но с тех пор как его отец уехал… то есть это, конечно, не заменило ему общения с отцом, но разговоры между ними потекли свободнее. Как-то раз, окунув в свиной жир комок ваты, Сандлер сказал с улыбкой:

– Меня этому отец научил.

– Вы с ним близки были? – спросил Коузи, взглянув на наживку.

– Довольно-таки.

– Он жив еще?

– Еще как. После смерти мамы они с сестренкой уехали на север. Старикам с дочерьми живется лучше. Молоденькой девчонкой проще командовать. – Тут Сандлер прикусил язык и побыстрей продолжил, чтобы загладить, если Коузи обиделся: – Я не хотел отпускать его. Пускай бы с нами оставались. Все ж таки дом, в котором мы живем, – его дом. Но он уперся, и ни в какую, хотя… у него, должно быть, на то свои причины.

– С отцами тоже бывает непросто, – ответствовал Коузи, похоже нисколько не задетый замечанием про старика и девчонку.

– Ну, с вашим-то… Говорят, он оставил вам денег целый сундук. Это правда?

– Так ведь все равно пришлось бы их кому-то оставить.

– Мой старик меня тоже не обижал, – сказал Сандлер. – Не в смысле денег, их у него никогда не было, но я всегда мог на него опереться, и он тоже знает: случись что, он может на меня рассчитывать.

– А я своего ненавидел.

– Да неужто? – Сандлера больше удивила прямота, чем суть высказывания.

– Вот тебе и неужто. Он умер на Рождество. И похороны были всему миру как подарок

Такими были их разговоры наедине. Как-то раз Коузи пригласил Сандлера и на одну из своих знаменитых яхтенных пирушек, но после тот обещал себе никогда больше не принимать в них участия. Не только из-за собиравшейся на яхте компании, хотя ему неловко было весело шутить с немолодыми белыми мужчинами, один из которых при кобуре, да и с преуспевающими неграми он тоже чувствовал себя не в своей тарелке. Хохотали довольно непринужденно. Три или четыре женщины, пробуждавшие такую веселость, были милы. Что было невыносимо, так это болтовня – весь ее тон, елейный и насквозь лживый. Разговор был как топливо, от которого крутилась машинка главной иллюзии: на яхте создавался искусственный, фальшивый мирок, а настоящий на несколько часов предлагалось сдвинуть в сторону, чтобы главными стали женщины, мужчины им целовали бы руки и ползали у ног, черные могли поддевать белых… Но только до пирса. Сойдя на берег, шериф вновь надевал значок и начинал покрикивать на цветного врача: «Эй, малый!» Женщины снимали туфельки, потому что до дома далеко, а идти надо пешком и в одиночку. На той вечеринке одна из женщин держалась отчужденно, не пила, глядела неодобрительно. С ходу пресекала поползновения, ни в чем не потакая, не допуская флирта. Когда Сандлер спросил о ней, Коузи сказал: «Можно обойтись без чего угодно, когда есть то, без чего обойтись нельзя». Видимо, она была тем, без чего нельзя, и на фотографии, с которой потом был написан портрет, Коузи смотрел как раз на нее. Когда-то портрет висел над стойкой Вайды, потом над кроватью Гиды Коузи, и каждый раз с первого взгляда Сандлеру бросалось в глаза то выражение лица, что он узнал бы когда угодно. Как раз оно и появилось у Роумена, во весь голос возглашая о мужской победе. Сандлер знал, что подчас победить не значит удержать, а первый раз бывает и последним, но что ж тут… спаси Господь мальчишку, если он душой прикипит к женщине, которой нельзя верить.

Таков был его мужской взгляд на вещи. Вайде, конечно же, виделось все иначе. Главный вопрос – кто. Кто та девушка, что придала лоск физиономии и сделала походку мальчишки такой летящей? На вечеринки Роумен не ходил, домой являлся вовремя, к себе никого не приглашал. Может, она старше, взрослая женщина, у которой есть время днем? Но Роумен все уикенды и вечера после школы занят на работе. Когда же он успел? Этот вопрос задал Вайде и Сандлер, и та принялась склонять его к беседе с Роуменом.