Тони Мориссон - Любовь

Столь пристальное внимание не вскружило мальчику голову. Ему такое отношение отца нравилось, он в нем купался, но посмеивался, когда при нем отец хвастал сыном перед зевающими приятелями. Хвастал его успехами в бейсболе, его холодной головой в минуту опасности. Так он однажды вытащил у девочки из щеки воткнувшийся туда загнутый гвоздь, и сделал это лучше любого доктора. Этому случаю я свидетель. В тот день я принесла им ланч прямо на пляж, где они валяли дурака, при помощи бейсбольных бит пуляя камнями в море. А чуть подальше бродила с удочкой девчонка лет девяти-десяти, время от времени забрасывала. Зачем – бог весть. Так близко к берегу ни одна чешуйчатая тварь не подплывает. И вдруг, то ли ветер дунул, то ли еще чего, но на самодельный крючок попалась она сама. Когда Билли подбежал, кровь капала у нее с пальцев. Он ловко все проделал, и она была благодарна. И ведь ни слезинки не пролила, не вскрикнула ни разу, только стояла, зажимала щеку ладонью. Мы отвели ее в отель. Зашли в беседку, там я усадила ее, промыла рану и намазала щеку медом с алоэ, надеясь, что столбняка все же не случится – девочка сильная, – ну и так далее. Прошло время, и мистер Коузи, конечно, все приукрасил. Смотря по настроению и в зависимости от аудитории, дело у него доходило до того, что девчонку утащила бы в море рыба-меч, если бы малыш Билли не спас ее. Или что он удалил крючок у бедняжки прямо из глазного яблока. Билли посмеивался над этими жирно расцвеченными россказнями, однако папиных советов слушался во всем, вплоть до женитьбы: что в жены надо брать любящую девушку, а не такую, которая замуж идет по расчету. Так Билли женился на Мэй, которая – дураку понятно – не могла стать ни преградой, ни как-то затмить отца в его отношениях с сыном. Не будучи поставлен в известность, что в жизни сына назревает такого рода выбор, мистер Коузи сначала встревожился, но у него быстро отлегло, когда он убедился, что невеста не только прониклась уважением к отелю, но и явно отдает должное начальствующим мужчинам. Если я служила там прислугой, то Мэй была рабой. Вся ее жизнь посвящалась тому, чтобы мужская половина семейства Коузи имела все, что захочет. И отец даже в большей степени, нежели сын; и в большей степени, чем ее дочка. А то, что вдовец мистер Коузи хотел, в тысяча девятьсот тридцатом году представлялось едва ли возможным. То был год, когда не только население бухты Дальней, а вся страна опустилась до жизни на пособие – то есть это если тебе еще повезло, конечно. Если нет, люди друг друга убивали или уходили в бродяги. А вот мистер Коузи обратил ситуацию в свою пользу. Купил в Сукер-бее разорившийся клуб «для белых», причем человек, который продавал, был настолько честен, что даже сознался: продаю, мол, несмотря на клятву, данную папочке перед Богом, никогда не продавать заведение неграм, но теперь я просто счастлив нарушить обет и съехать вместе с семьей куда угодно с этого загаженного птицами променада для ураганов.

Кто мог знать, что в тисках депрессии цветные захотят играть и петь, а если захотят, откуда возьмут на это деньги? Кто? Да мистер Коузи, вот кто! Он понимал то, что понимает каждый уличный шарманщик: где музыка, там и деньги. Есть сомнения? А вы по церквям походите. Он и еще кое-что предусмотрел. А именно: если цветных музыкантов не обижать, хорошо им платить, холить их и лелеять, они будут рассказывать друг другу о таком волшебном месте, где их пускали с парадного хода, а не через кухню, как прислугу; кормили в зале, а не на кухне; где с ними обращались как с гостями, стелили им кровати, не заставляя спать в машинах, автобусах или в борделе на окраине. О таком месте, где их инструменты не воровали, напитки не разбавляли и отдавали дань их талантам, так что ездить за признанием в Копенгаген или Париж им ни к чему. Чтобы вдохнуть такой атмосферы, цветные съедутся толпами. Те, у кого деньги есть, выложат; у кого нет – найдут. Конечно, всем удобней было думать, что все негры бедные, прямо побираются, а тех, кто побогаче, кто зарабатывает хорошие деньги и не сразу с ними расстается, считать чудом, но чудом несколько постыдного свойства. Белым такой подход нравился, потому что негры с деньгами и соображением их нервировали. А цветным он нравился, потому что в те дни они только бедным доверяли, считали бедность добродетелью и знаком честности. Слишком большие деньги попахивали преступлением и кровью. А мистер Коузи плевал на это. Он хотел, чтобы было где отдохнуть тем, кто думает так же, как он, тем, кто ищет, как обойти историю.