Лев Рубинштейн - Целый год. Мой календарь

Но не каждый день. Потому что нельзя злоупотреблять сильнодействующими духовными средствами. В противном случае они могут перестать действовать.

В том году вообще удивительно часто падали самолеты. И даже появилась такая мрачная шутка. «Сейчас стало опасно ездить на поездах», — говорит один. «А на поездах-то почему?» — удивляется другой. «А потому что на поезда все время падают самолеты».

Когда в космос полетел Гагарин, а вслед за ним и другие космонавты, взрослые все время говорили: «Как же это несправедливо: вся слава достается космонавту, а имени главного конструктора, этого поистине великого человека, никто не знает. А ведь он заслуживает памятника при жизни. Вот бы узнать, кто это такой!»

А мама еще добавляла: «Он заслуживает Нобелевской премии». Впрочем, про неведомого изобретателя кровати-раскладушки она тоже часто говорила, что дала бы ему Нобелевскую премию, если бы была ее воля. Почему-то раскладушка казалась ей совершенно выдающимся изобретением. Видимо потому, что у нас часто останавливались родственники из других городов и раскладушка действительно была незаменимой.

Когда-то, еще в конце 1960-х годов, в букинистическом магазине на Арбате я наткнулся на старую книжку. Это был «Политический словарь» 1940 года издания.

Я совсем не собирался ее покупать. Зачем мне «Политический словарь»? Тем более 1940 года издания.

Но зачем-то ее раскрыл. Книжка раскрылась на букве «В». Первое, что я увидел, было слово «Варшава». Там было написано очень коротко: «Варшава. Главный город бывшей Польши». И все. Слово «Польша» я даже не стал искать.

На Малаховском еврейском кладбище, где похоронены мои родители, я увидел однажды могильную плиту с удивительной фамилией. Она была двойная, хотя явно была произвольно, для благозвучия разделена на две части. Фамилия была такая: «Кац-Нельсон». Интересно, что рядом с ней находилась другая могила с более скромной и, главное, более правдоподобной фамилией «Кацнельсон». Родственники?

На еврейских кладбищах вообще попадаются иногда ужасно причудливые фамилии. Впрочем, на других кладбищах — тоже.

Когда-то давно, задолго до эпохи мобильных телефонов, я назначил встречу одному приезжему знакомому. Встречу я назначил в метро «Новокузнецкая» в середине зала.

Прождав его минут сорок, я заподозрил, что он перепутал названия станций (что часто бывает с приезжими) и приехал не на «Новокузнецкую», а на «Новослободскую». Я без особых надежд на успех двинулся на «Новослободскую», но, конечно же, его не было и там. В общем, мы не встретились.

А вечером того же дня мы созвонились. Оказалось, что он действительно перепутал и приехал на «Новослободскую», где прождал меня те же сорок минут. Потом он заподозрил, что перепутал названия станций, и решил на всякий случай съездить на «Новокузнецкую». На эту «Новокузнецкую» он отправился примерно в тот же момент, в какой я оттуда отправился на «Новослободскую». И мы, разумеется, разминулись.

На следующий день мы все-таки встретились. На станции «Библиотека имени Ленина». В центре зала.

В середине 1930-х годов, рассказывала мама, в Москве было очень много китайцев. Они держали маленькие семейные прачечные. Стирали они чисто и брали недорого.

К концу 1930-х все они довольно стремительно исчезли. Настолько стремительно, что никто даже особенно не задавался вопросом, куда они все подевались.

Совершенно не помню, где, когда и откуда я вычитал эту фразу, но она по совершенно непонятной причине навсегда врезалась мне в память и время от времени выскакивала оттуда без всякого хоть сколько-нибудь очевидного повода. Эта фраза была такая: «Ганди сам доил свою козу». И все. Что же в ней было такого завораживающего, не понимаю.