Гийом Мюссо - Квартира в Париже

– Потом! – взмолилась она. – Я за вами заеду. Я арендовала машину и сейчас еду по Южной автостраде в районе Хампстеда. Возвращаюсь из Хэмптонса. Долгая история. Я вам расскажу.

– Мне тоже надо о многом вам рассказать.

– Позже, мне остается ехать не больше часа. А пока постарайтесь оказать мне одну услугу…

Голос Маделин – четкий, решительный – подсказал Гаспару, что теперь она не в том настроении, что накануне.

– Я слушаю.

– В двух кварталах от отеля, на Томас-стрит, есть магазин инструментов «Хогарт». Вы…

– Что мне там делать?

– Дайте договорить, в конце концов! У вас есть чем и на чем писать? Записывайте, что купить: два фонаря, две флуоресцентные трубки, лапчатый ломик из закаленной стали, кусачки…

– Зачем все это?

– Это мне скажете вы сами. Сделайте так, как я говорю. Вы меня слышите, Кутанс?

Маделин явно нашла нечто, что заставило ее отмести прежние сомнения в обоснованности их поисков. Нечто, мимо чего прошел даже он.

Гаспар сказал себе, что не зря помчался за ней в Мадрид.

Они выехали из Нью-Йорка в середине дня и потащились в дорожных пробках на восток. Первые сто километров до Нью-Хейвена были сплошным кошмаром. Перегруженная автомагистраль, развязка за развязкой, городской ад, тянущийся в бесконечность. Территория агонии, гангрены и бетонных метастазов, удушье от выхлопов и мелких частиц пыли.

Маделин и Гаспар не теряли времени даром: они собирали детали мрачной головоломки. История загубленного детства; насилия, породившего удесятеренное насилие; повседневной жестокости и варварства, ставших спустя годы топливом для смертоносного безумия. История взрывчатки замедленного действия. История маленького мальчика, превращенного родителями, каждым на свой манер, в опасное чудовище.

Маделин повысила температуру обогрева. Стемнело. День угас незаметно – так захватили ее участившиеся открытия. Они выплывали из темноты целыми блоками – это было ей знакомо по прежним делам. Наступил самый захватывающий момент – реванш истины, когда некоторые очевидности, от которых долго отворачивались, всплывают на поверхность и вызывают разрушительную волну. Туман у нее в голове все быстрее рассеивался, и на свет выходил сухой и жесткий остаток.

Всегда трудно выявить корни трагедии, точно определить момент, отправивший под откос целую жизнь, а то и не одну. И все же Маделин уже не первый час пребывала в обескураживающей уверенности. Началом драмы стали события, произошедшие летом 1976 года в Тиббертоне, рыбацком городке в Массачусетсе, куда они ехали сейчас.

В то лето медсестра местного диспансера Бьянка Сотомайор узнает, что носит второго ребенка. Стоит ей увидеть результаты анализа крови, как она принимает решение. Устав от ежедневных оскорблений и побоев, на которые так щедр ее муж Эрнесто, она забирает отложенные деньги и в один прекрасный день уезжает, чтобы начать новую жизнь в Канаде.

В это время ее старшему сыну Адриано нет и шести лет. Оставшись вдвоем с отцом, он превращается в его единственную жертву. Тумакам и унижениям, проявлениям невообразимой жестокости нет числа. Проходит еще два долгих года, прежде чем его школьная учительница Нелла Бонинсенья доносит на зарвавшегося отца и прекращает мучения ребенка.

Его жизнь как будто налаживается. Вдали от отца Адриано получает шанс очутиться в заботливой приемной семье, позволяющей ему общаться с Изабеллой, двоюродной сестрой. В Гарлеме, живя обыкновенной детской, а потом подростковой жизнью, он заводит дружбу с юным Шоном Лоренцом, маленьким гением граффити, и с неуравновешенной Беатрис Муньос, дочерью чилийских иммигрантов, которая из-за своей внешности пережила тяжелое детство, полное пренебрежения и унижений.

Втроем они составляют группу рисовальщиков граффити «Пиротехники», покрывающую своими красочными фантазиями вагоны метро и стены Манхэттена. Адриано забрасывает учебу и быстро уходит из школы. После бурь молодости он поступает на службу в полиции, где незаметно, но упорно карабкается по служебной лестнице. Его жизнь выглядит упорядоченной. Но кто скажет, что в действительности творится у него в голове?

На этом этапе некоторые фрагменты головоломки приходилось додумывать. Маделин знала, что теперь от нее требовалось умение интерпретировать впечатления и оценивать варианты, опираясь на важные, но немногочисленные нью-йоркские находки. Тем не менее вырисовывалась поразительно связная картина.