Гийом Мюссо - Квартира в Париже

Гаспар в знак сомнения выпятил нижнюю губу.

– Отпечатки с коробки пробили по полицейской базе. Они принадлежали Беатрис Муньос, судимой, известной также как LadyBird, подруге молодости Шона.

При упоминании LadyBird Гаспар вспомнил фотографии из книги о творчестве художника. На них молодые «Пиротехники» расписывали вагоны подземки в начале 1990-х: Шон в куртке на вырост, NightShift – паренек-латино с оттопыренными ушами, LadyBird – совершенно чуждая полету, несмотря на кличку, индианка с лентой а-ля Джеронимо [29] Легендарный военный вождь племени апачей. в волосах цвета воронова крыла.

– У ФБР дело пошло споро. Уже к полудню агенты нашли сквот, куда привезла своих жертв Беатрис Муньос, – ангар на территории заброшенного завода в Куинсе. Немедленно начался штурм, но было поздно: Джулиан уже был мертв.

– Что означал этот выкуп? – спросила Маделин.

Бернар Бенедик прищурился.

– Вас удивляет сумма четыре миллиона двести девяносто тысяч долларов?

– Конечно.

– Это плата за мучения: количество дней, проведенных Беатрис Муньос в тюрьме, умноженное на тысячу. Одиннадцать лет и девять месяцев ада: четыре тысячи двести девяносто дней.

В таком контексте сумма могла показаться почти ничтожной.

– Полагаю, Лоренц попытался собрать эти деньги.

– А как же! Только Муньос хотела не денег.

– Чего же она хотела? Мести?

– Да, той самой «дикой справедливости», о которой говорил Фрэнсис Бэкон. Она решила изуродовать Шону жизнь, причинить ему такие же ужасные страдания, как те, что выпали ей самой.

– Но при этом она сохранила жизнь его жене?

– Та тоже чуть не погибла. Фэбээровцы нашли Пенелопу примотанной к стулу колючей проволокой. Она до сих пор вся в шрамах. Ужаснее всего то, что Беатрис убила Джулина кинжалом на глазах у его матери.

У Маделин застыла в жилах кровь. Она вспомнила слова своего друга Дэнни: «Путь тьмы, страдания и смерти». Куда бы она ни шла, что бы ни делала, все дороги приводили ее на один и тот же перекресток, к веренице трупов.

– Беатрис Муньос сидит в тюрьме?

– Нет, ей удалось сбежать до начала штурма. Она бросилась под поезд на станции «Гарлем – 125-я стрит», на которой они с Шоном раньше разрисовывали вагоны. – Бенедик с безнадежным видом развел руками и горестно вздохнул.

Маделин достала из кармана таблетку от изжоги.

– Со вчерашнего дня мне не дает покоя один вопрос, – заговорила она, приняв таблетку. – Год назад Шон Лоренц опять прилетел в Нью-Йорк, где и скончался?

– Именно так – от сердечного приступа, посреди улицы.

– Зачем его туда понесло? Зачем было возвращаться в город, связанный со столькими тяжелыми воспоминаниями?

– В телефонном разговоре со мной он объяснил, что приехал на прием к кардиологу. У меня были весомые основания поверить этому объяснению.

– Какие?

Бенедик открыл кожаный портфель, лежавший на стуле рядом с ним.

– Я знал, что вы опять захотите со мной поговорить, поэтому принес вот это. – Он протянул Маделин светло-коричневую книжицу.

Она уставилась на еженедельник «Смитсон» в темном кожаном переплете.

– Я узнал о смерти Шона в Париже. Тут же сел в самолет и полетел в Нью-Йорк, заниматься переправкой тела. Его вещи из гостиничного номера забирал тоже я. Их было немного: чемоданчик с вещами и этот еженедельник.

Маделин перелистнула страницы. Одно ей стало ясно уже сейчас: весь год, предшествовавший смерти, Шон Лоренц не вылезал от врачей. Вот и дата его кончины, 23 декабря 2015 года, была помечена его рукой: «Д-р Стокхаузен, 10.00».

– Чем он страдал?

– Один инфаркт за другим! Весь последний год Шону делали ангиопластику и аорто-коронарное шунтирование. Помните, как пел Ферре: «Когда сердце больше не бьется, нечего искать где-то еще…» [30] Лео Ферре. Со временем, 1971 г. – Прим. автора.

– Я могу оставить еженедельник себе?

Бенедик после паузы утвердительно кивнул.

– Как вы думаете, эти три последних полотна действительно существуют?

– Я твердо в этом уверен, – ответил галерист, сверля ее взглядом. – Как и в том, что вы их отыщете.

Маделин не забывала об осторожности.

– Для этого вы должны мне сказать, где искать. Кто те люди, с которыми мне придется говорить.

Бенедик взял паузу – размышлял.

– Первым делом – с Дианой Рафаэль. Она чрезвычайно опытный психиатр, и притом симпатичная. Одна из немногих, к кому Шон испытывал уважение. Они познакомились через несколько месяцев после его приезда во Францию, когда он обретался в бывшей больнице. Диана организовала тогда передвижную структуру помощи токсикоманам. Она увлекалась новыми формами искусства и стала одним из первых покупателей его картин – приобрела сразу две. Шон считал ее почти что своим ангелом-хранителем.