Вячеслав Репин - Хам и хамелеоны. Том 1

Сумерничали в гостиной. Из камина в комнату несло жаром. Но Николай продолжал швырять в пламя шишки, подкидывал всё новые поленья, то и дело обрывал брата на полуслове и что-то с мрачным видом обдумывал.

— Чем он официально занимается, Вереницын этот? — спросил Иван.

— Не знаю. В Думе, кажется, работает. А может, не в Думе, а так, сбоку припека. Но местечко у них насиженное. То там, то здесь появляется. Воду мутит. В комиссиях всяких заседает. Должны же им зарплату за что-то платить. А сам он из провинции, откуда — точно не помню. Кажется, историю преподавал или что-то в этом роде. Женат был не один раз, детей куча. Двое в Америке учатся.

— Насчет комиссии, Коля… Я видел в Питере, случайно, по новостям. Проворовался кто-то из земляков Ельцина на Урале. Вереницын, на коне, как маршал Жуков, поехал порядок наводить.

— Какой еще маршал… — проворчал Николай. — Чиновник он, я же объясняю… Вообще, какая тебе разница?! Заладили все — Вереницын да Вереницын. Как сговорились! Вот и Нина туда же…

— А что Нина?

— Вань, ну ты как маленький! Я в Москве с кем только не общаюсь. Не потому, что тусуюсь, — работа у меня такая. И с Вереницыным знаком по сути случайно… По моему мнению, он — дядька неплохой. Мнит о себе многовато, но аккуратен. Знает, кому что должен. Партнеров не подводит. Но вот с каких пор Глебов с ним водится, этого я понять не могу.

Иван развел руками.

— Человек он холостой, Аристарх Иваныч… Правда, девушка у него есть. Живет с ним, — продолжал объяснять Николай. — Не просто красивая девушка, а как тебе сказать… Невероятно, убийственно красивая! Народ по сей день делит бедняжку — и поделить не может. А как-то через меня Нина с ней познакомилась. Обнаружила, что Змей Горыныч… такое у Вереницына прозвище… обижает ее. Ну так ей показалось. И она такого накуролесила, что хоть стой, хоть падай. Заявилась домой к нему… к Аристарху Иванычу… и давай права качать в защиту униженной и оскорбленной подруги! А подруга — девушка легкого поведения. Call-girl. Бывшая, но всё-таки… Ты не представляешь, в какую я, с этой ее женской солидарностью, влип теперь историю. Вот прямо по сих пор! — Николай провел ребром ладони по макушке. — Подруга недолго думая послала Аристарха Иваныча куда подальше. Под Нининым влиянием просто сбежала от него. А Нина… она деньги у меня стала подворовывать. Тайком снимает со счетов и ей отдает, представляешь?.. Не знаю, что делать. Стружку тот, естественно, с меня снимает. А что я могу? Не буду же я объяснять человеку, что нет у меня влияния на жену! Эх, Ваня, видишь, во всем опять я виноват. И так вот всегда. Надоело! Знал бы ты, как мне это надоело. — Налившись горечью, Николай помолчал, а затем севшим голосом прибавил: — А тут еще каша эта… Всё изъедено внутри. Вот здесь, понимаешь? Устал я. До смерти устал. Сил нет больше, елки зеленые!

— А Дмитрий Федорович, чем он, по-твоему, занимается? — спросил Иван, возвращаясь к прежней теме.

— Людей на работу устраивает. Тебя же вот устроил.

— На Глебова работают люди, такие как я, которые сидят и расписывают характеристики по фотографиям. На людей, которых они никогда в жизни не видели и не увидят… Разве что по телевизору, — сказал Иван.

— Ты-то откуда знаешь?

— А чем я там занимался, по-твоему?

— Расписыванием характеристик? Да, это странно… Очень странно. Я всего лишь хотел тебя на приличную работу устроить, вот и всё, — бубнил Николай. — Он же бывший кадровик. Когда служил, тем же, по-моему, и занимался — кадрами.

Николай поворошил кочергой поленья в камине.

— Может, ценят тебя, да не доверяют? Мало ли? Ты сколько лет прожил непонятно где. Только не строй такую мину! По их представлениям — непонятно где! А вдруг тебя там пригрели, завербовали? Всякое ведь могло быть… Вань, надо быть очень наивным, чтобы не понимать: противостояние продолжается, но за кулисами. Это было и будет. Глупо закрывать глаза. То есть я обратное хочу сказать. Нужно не обращать на это внимания. Жить так, как будто этого нет. В противном случае жизнь превратится в сплошное мытарство, в наказание. Ведь в стороне тебе не дадут остаться… Я вот, посмотри на меня. Не знал ничего, не слышал — и ничего, жив-здоров. Меньше знаешь — крепче спишь… Ты что, действительно веришь во всю эту ахинею? В монаха-предсказателя? В завещания?

— В том-то и беда, что никакая это не ахинея, Коля… Только в наше время ничего не докажешь. Или, наоборот, можно доказать всё, что угодно. А если так, живем мы как зомбированные, — сказал Иван. — И на уши нам можно навешать любую лапшу… Если же всё это правда, не бежать надо от нее, от правды этой, а взрывать всё к чертовой бабушке! От нее не укроешься. Она догонит, будет жрать тебя, как червь. — Иван на миг умолк. — Как это невыносимо — ощущать себя рабом… Когда во мне появляется это чувство, всё теряет смысл, абсолютно всё… Если на секунду представить, что эта старушка — действительно Романова и прожила всю жизнь непонятно в каких условиях, в нищете или под арестом, то все мы — преступники, уже хотя бы потому, что отгораживаемся от правды, ведь теперь-то мы правду знаем…