Андрей Донцов - Комплекс Ромео

Я вспоминаю упражнения по развитию памяти на первом курсе. Все садятся в круг и начинают по очереди вспоминать какой—нибудь период из своей жизни, и так предложение за предложением. С максимальным уровнем подробностей, в том числе подробностей с точки зрения физических ощущений. Например, если речь идет про утро: какой температуры вода текла из—под крана, сразу ли вы сделали ее такой, какой кран повернули вначале, цвет вашей зубной щетки, удобно ли она располагается в ладони и так далее. Вторым уровнем этого упражнения является момент, когда все воспоминания прокручиваются в голове молча, а вслух говорит только человек, чью фамилию назвал мастер. Редкая картина – сосредоточенная группа людей, концентрация актерской мысли через полгода такая, что можно вешать в воздухе топор. Если, конечно, все работают честно.

Вот так мне и развили память. Память о прикосновениях к ее телу. О встрече глаз с ее глазами. О разговорах и о словах, и как эти слова произносили именно ее губы…

Я бегу вдоль залива. И бормочу под ритм бега, как приказ своему сознанию:

«Найти. Трахнуть. И забыть. Найти. Трахнуть. И забыть…»

Когда начинается борьба с дыхалкой, я говорю эти слова в голос. При беге очень полезно читать вслух скороговорки, стишки и пословицы. Особенно такую. Ваш голос становится упругим, низким, сильным, волевым. Для женщин – это необыкновенный эротический шарм.

Когда заканчивается пятый километр, я слышу, что автоматически продолжаю скандировать эти слова. Но одновременно и не совсем эти.

«Найти. Трахнуть. Не забыть. Найти. Трахнуть. Не забыть…» – упрямо повторяет мой голос.

Это ответ подсознания. Ответ сердца члену.

А вы на чьей стороне в этой войне? В этой долбаной свалке?

Брат лежал в гамаке. Общался по Интернету с клиентами минут двадцать, произносил фразы типа: «Вот еще заказик, еще четыре штучки баксов… разбогатеем, да? яхту купим, когда разбогатеем?» – с радостью начинал кокетничать на сайте знакомств с тайскими студентками, любящими фарангов.

Через полтора часа связывался с производством и с убитым лицом заявлял: «Бля – не четыре, а три… послал же бог партнеров… азиатские хитрые жопы… что тока не придумают, чтобы цены поднять… сдирают, понимаешь, три шкуры с честного коммерсанта…» А потом снова возвращался к виртуальным блядям, забивая стрелки понравившимся по фоткам.

Я оставался ковырять в дневнике авторучкой. Он шел спать.

– Пиши в компьютере – мне читать неудобно, – кричал он, зевая, с кровати, – у нас век информационных технологий.

С дневником надо было что—то делать. Заполнять образовавшиеся пробелы. Так или иначе, когда осуществится мой план, заполнять этот дневник далее не будет смысла. Чем бы все это ни закончилось – это будет точка. Все—таки я старался писать его искренне. И мне не по себе, что ты, Мой Единственный Читатель, так и не задал мне некоторые вопросы относительно некоторых событий. Хотя я и делал некоторые намеки. Пусть несколько ассоциативные, но вполне понятные, даже для твоего мышления.

«Сердце ангела». Я тебе уже третий раз пишу эту подсказку.

Я тогда все время смотрел фильм «Сердце ангела». Ты еще говорил, что я смотрю его так много, что стал похож на Микки Рурка. Но я не мог оторваться от действия, неспешно разгоняемого вентиляционным пропеллером.

Ты был поклонником всякого дерьма. Эдди Мерфи. Цитаты типа «королевский пенис чист» вызывали у тебя бурный хохот. Как будто ради этого в СССР завезли видеомагнитофоны.

А для нас, ребят с богатым творческим потенциалом, тогда был переведен только один голливудский фильм. И на нем мы вырабатывали и оттачивали вкус. Серьезный, мать его, художественный вкус, подгоняемый движением огромного встроенного в стену вентилятора, чье монотонное движение привело—таки меня в большое искусство.

«Сердце ангела»!

Для тех пидоров, кто не смотрел этот великий фильм, я напишу приложение к этому дневнику. Потому что через две—три недели – ну, может быть, через два—три месяца, но он будет закончен. Съемки моего фильма состоятся при любой погоде. Я разошлю пленку с этой сценой по всем продакшенам. Даже на ОРТ отправлю – пусть покажут!

Когда я говорю слово «пидор», я не пытаюсь никого унизить. В жизни не буду осторожничать только из—за того, что какой—то чувачок, видишь ли, может оскорбиться, если я скажу «пидор». У меня есть друзья и среди геев. Мы часто перекидываемся этим словом. Так что, если я захочу сказать «пидор», я, вашу мать, скажу «пидор». А если у кого—то проблемы со словом «пидор», пускай поцелует меня промеж ягодиц.