Лоренс Даррел - КОНСТАНС, или Одинокие Пути

Он подумал: «Я не мог бы любить тебя, дорогая, любимая столь многими, я говорю серьезно». Но в общем-то она была права, эта эбонитовая блестящая постельная специалистка. Ему была нужна постельная музыка или даже постельная потасовка с веселой монашкой. Самое ужасное, что она как будто сама была немножко влюблена в него и даже, пожалуй, ревновала к замороженной индейке, судя по тому, что ее теплая рука скользнула под пижаму, и, продолжая говорить, Трэш нежно расчесывала волосы у него на груди и легонько касалась сосков.

— Послушай, Трэш, я болен.

В ответ на это она игриво покачала головой.

— Неправда, Робин.

Он не борется, повторила она, но, видимо, собиралась еще больше его размягчить, чтобы не сопротивлялся, а потом огорошить каким-то сообщением, что бы это ни было. В любом случае, пахло от нее чудесно, как от целой кокосовой рощи, а ласкающая рука между тем медленно опускалась все ниже, отчего его так долго невостребованное тело покрылось мурашками, словно гладкая поверхность пруда — рябью. Она начала тихонько напевать что-то своим глубоким мелодичным контральто, что-то вроде чувственной спиричуэл, чтобы преодолеть его оборону — которая всегда была его слабым местом. Она напевала свою распутную колыбельную песенку, чтобы прогнать грипп и восстановить здоровье, а также стойкую непобедимую эрекцию. Роб застонал от удовольствия, и как только это случилось, ее шубка распахнулась, и он обнаружил, что под шубкой на Трэш были только чулки и туфли.

— Не надо, Трэш, — прохрипел Сатклифф.

Но она уже вложила его медлившие пальцы во влажную алую щель, ее второй рот, где они нашли одно нежное местечко, отчего она сразу подняла голову и втянула воздух, словно тигрица, слегка поворачиваясь, чтобы лучше чувствовать, как его палец ласкает курок, благодаря которому грянет взрыв наслаждения. Когда она поняла, что настало нужное время, то совсем сбросила шубку и с удовольствием оседлала его, словно ребенок свою первую игрушечную лошадку. Это разозлило его, и он решительно ее перевернул, устроив великолепное доктринерское — каноническое — представление, от которого у нее кругом пошла голова. В конце концов они соединились в высшем наслаждении соития, во тьме страстного и всесильного оргазма. Трэш, нимфа, была создана для любви! Поцелуй, еще поцелуй, добродетельная уступчивость — ничего мрачного, ничего тайного, одно лишь загадочное видение целого. Эрос versus [211] Против (лат) . Агапе. [212] Духовная любовь (греч.) . Вот он, обреченный провести жизнь, выхолащивая свои мозги, потому что эта нимфа не желает совокупляться. Он лежал, не приводя себя в порядок и чувствуя, что от него должен исходить запах младенческого стула и антисептического мыла, а она тяжело дышала рядом с ним, и ее груди были свежи, как вечерняя роса. «Боже мой, Трэш!» — проговорил он с печалью, которая могла сравниться размерами с кочаном цветной капусты. Трэш шепотом процитировала первые стихи шестнадцатого псалма.

— Не надо, — с мукой в голосе произнес Сатклифф.

— Она сказала, если я сделаю это, ты скажешь «да», ты согласишься.

Сатклифф разозлился.

— Давай. Выкладывай! Чего ты хочешь?

Но она опять стала возбуждать его желание, умелыми руками возводя песочный замок, снесенный приливом страсти.

— Дай-ка мне своего малыша, милый, — прошептала Трэш, беря в руки самое ценное достояние Сатклифа и страстно его лаская.

Однако Сатклифф восстал, отказываясь дать волю эрекции. Пусть сначала скажет, зачем пришла. Он закрыл глаза и стал представлять холодное мороженое. Недовольная таким проявлением независимости, Трэш слезла с кровати и отправилась помочиться, причем проделала это с таким шумом, который не произвели бы и четыре воспитанных дамы. Вернувшись, она встала возле их ложа и спросила прямо и многозначительно:

— Мы решили, что хотим отправиться в кругосветное путешествие. Ты разрешишь?

Это было настолько неожиданно, что Сатклифф на мгновение лишился дара речи.

— В кругосветное? — наконец переспросил он.

— На да. Война скоро закончится. И мы сможем отправиться в путешествие. Понимаешь, Робин, она хочет показать мне все то, что ты показал ей.

— Какого черта? — Сатклифф не мог скрыть своего изумления. Наверняка, она слышала о высадке союзников и о последних победоносных сражениях, отбросивших немцев обратно к границам фатерлянда. — Война еще далека от завершения.

— Нет, она скоро закончится, — упрямо повторила она, — после высадки американских морских пехотинцев. Робин, ты не знаешь их. А я знаю. Во всем христианском мире ни у кого нет таких больших мерзавчиков.