Лоренс Даррел - БУНТ АФРОДИТЫ NUNQUAM

Во сне или наяву — какая разница? Или, скажем, если разница есть, то как её узнать? А если даже узнать легко, кому какое дело, узнали вы или не узнали, — разве что ангелу с лилейно-золотистым шепотком: «Хорошая работа!» Вот в чём загвоздка.

У меня болит голова, и не только из-за раны — она ведь уже подживает.

«Виноват в том, что не знал, и хочешь убежать, всего лишь повернувшись на другой бок». Ну да!

Тут он просыпается, но это моё появление настолько ненаглядно, что в него трудно поверить: он просыпается в пустой и безликой комнате, напоминающей номер фешенебельного отеля; нет феодальной мебели, нет пахнущих табаком и кошками штор. Тем не менее на полотенцах в ванной вышита большая буква «П». Возле кровати Библия, прикованная к стене тонкой медной цепью; она совершенно нечитаема из-за типографского брака, буквы почти не видны. Доступен лишь титульный лист. Ну и где же я? В каком городе, в какой стране? Ничего, память вернётся, она всегда возвращается; однако, просыпаясь вот так, он довольно долго старается одолеть растерянность и утвердить себя в так называемой реальности, которая зависит, подобно бедной родственнице, от памяти. Что это за радиостанция? Лёгкую музыку исполняют до того невыразительно, что её происхождение угадать невозможно. И всё же? Он мог бы поклясться жизнью, что не знает — обратите внимание: поклясться жизнью! На одежде тоже ничего, кое на чём даже пуговиц нет. А, не всё потеряно! Возле кровати зелёный дневничок, возможно, в нём отыщется ключ! На дневнике чужое имя. Феликс Ч. Да и устарел он — ведь коронация была уже несколько лет назад? Похоже, в нём полно невероятных заметок о Южной Америке; а посреди пропущено несколько месяцев, вырваны страницы. Нет страниц. Пропавшие месяцы, пропавшие дни — а почему бы им не быть как раз сейчас? Человек без тени, часы без циферблата. Что-то о Греции и Турции. Разве он был в Турции? Наверно, это не он. От удара по голове всё исчезло; иногда тьма становилась фиолетовой и как будто пускалась в пляс. (Как же она трепетала в постели, потрясающе оживляя умершую любовь.) Да нет, конечно же, это он был там!

С апреля по октябрь — куда подевались эти месяцы и где был я? Всё бы отдал, чтобы узнать. На дворе уж точно не весна; за окном сплошь белые поля до самых гор со снежными вершинами; авансцена перламутровых осадков на подоконниках из морёного и крашеного дерева. Институт, что ли? (Дактиль, ты заржавел, тебя надо разобрать.) Ничего этого ты не замечал, пока в один прекрасный день отражение в зеркале не разразилось слезами. Ладно, продолжай. Тихая наглядная музыка не помогла. Наверно, я тут ел, судя по объедкам, однако и они тоже какие-то непонятные. Вчерашний ужин? Я поковырял его вилкой. Мозги привратника, сваренные в жавелевом соусе за сто франков? Нажимаю на кнопку вызова горничной, но никто не идёт. В конце концов я кричу и тотчас замечаю коротышку Иуду в дверях. Боль обретённого «я». Охххх! Приотворившись на мгновение, дверь медленно закрывается. Это не отель. Доктор! Мама! Сестричка! Утку!

Кто-то начинает лихорадочно колотить в стену и кричать благим матом; удар по обитой чем-то стене, ещё удар; как ни странно, они откликаются эхом в резиновом горшке на полу. Теперь я знаю, и другой тоже знает — мы вновь соскальзываем в одно лёгкое, как дым, «я». У него горячка, он присваивает себе мой пульс, его пот пахнет миндалём. Ох, всё прекрасно! Гамлет опять Гамлет. Обрывки забытых разговоров, как весь проклятый запас моих воспоминаний, вернулись ко мне; и вместе с ними — удивительный поворот событий, подаривший мне иллюзию обретения Бенедикты вновь (Ипполита говорит: «До чего же надоедают les petites savoirs sexuelles » [2] Маленькие постельные уловки (фр.) . ).

He понимаю, почему это случилось со мной, и всё же случилось; они стоят на своём, гарпии мужского и женского пола, вырывающие из груди чёрные сердца. «От него (неё) мне доставалась одна доброта, а он (она) видел от меня одно двурушничество, несмотря на мою любовь. Преданность в душе, неверность с виду, одиночество, непостоянство и безрассудная влюблённость в одну женщину (мужчину)». Такие у нас взаимные нападения на нарциссизм друг друга. И всё же, неужели она говорит правду? Придётся повернуть к началу и зацепить потерянный стежок, вернуться к тому месту, где разошлись пути-дорожки. Слушай, кто-то зовёт меня — да, это моё имя. Лёжа рядом с ней, я обычно ругал себя: «Ты должен был знать всё; тебе могли открыться неисчерпаемые кладези знаний, подобно любому другому смертному. Однако тебя подстерегло прогрессирующее искажение фактов, и твои озарения увяли, словно отжившие цветы». Но почему, почему?