Александр Бренер - Жития убиенных художников

Но Камерон распригласил меня. Или моему участию сопротивлялись другие силы — хозяин «Риджины» Овчаренко или какие-то художники. Я ведь далеко не всем в Москве нравился. Многие меня ненавидели. Да я и не был той сотней долларов, которая всем по душе.

И всё-таки мне стало грустно. Как же так? Камерон мог бы и объяснить, почему моё участие отменено. Мог бы и уведомить меня лично. Ведь мы так хорошо с ним пообщались при встрече…

Тем временем вся художественная Москва только и твердила об этой выставке. Шум стоял страшный. Великий Дэн Камерон!.. Нью-Йорк!.. On beauty!.. Идея красоты!.. Пьер и Жиль!..

Бытовало мнение: эта выставка откроет русским художникам новые, неведомые горизонты.

«Эх! — вздыхал я по ночам. — Не взял Камерон меня на свою выставку! Не взял!»

Наступил день вернисажа.

Как и вся Москва, я отправился на открытие проекта «О красоте».

Доехал до Чистых прудов. И думал по дороге: «Что бы мне такое там сделать? Ведь не буду же я просто стоять…»

Поднялся со станции метро наверх.

Передо мной на площади раскинулся дикий базарчик: бабушки торговали огурцами, консервами, зажигалками, сушками, пивом. А одна пожилая женщина стояла с розами. Розы у неё высовывались из большой кастрюли — очень красивые.

И меня осенило.

Я купил у неё большой розовый букет: штук двенадцать прекрасных распустившихся роз, крепкие зелёные стебли. Цветы были свежие, колючие, и она завернула их для меня в газету. Но я эту газету тут же выбросил и понёс розы в галерею «Риджина».

Перед галереей стояла толпа.

И в самой галерее тоже — ступить было некуда. Но я всё-таки протиснулся кое-как.

Произведений я не рассмотрел, только люди, люди, люди… Они галдели, пили, жестикулировали, улыбались, были чрезвычайно возбуждены. Стоял гул.

Я обшарил толпу глазами, с кем-то поздоровался. И всё сжимал букет в кулаке.

И вдруг я увидел Дэна Камерона. Он стоял надо мной — на балконе галереи. В этой галерее была верхняя площадка, тоже выставочное пространство.

Да, Камерон меня увидел — и что-то вспыхнуло в его глазах. Вспыхнуло? Ну да, вроде бы… Но что именно вспыхнуло?..

Какое-то знание, какая-то память… Чувство какое-то… Как будто нас связывали с ним специальные отношения…

И вот, сразу же после этой вспышки в глазах, он сорвался с места и устремился вниз. Спустился со своих небес, с балкона, и почти побежал ко мне, стоящему в самом центре галереи «Риджина». И я услышал его оклик: «Александр, Александр…»

Тут произошло следующее.

По мере того как он ко мне приближался, толпа расступалась. Как будто они ждали какого-то действа. Как будто что-то предчувствовали — все эти московские художники, критики, журналисты, авторы.

И вот Дэн Камерон уже стоял передо мной, глядя на мой букет, и протягивал руку:

— Александр…

Но я ему не ответил. И руки ему не подал.

Вместо этого я размахнулся и стал хлестать американского куратора розовым букетом — хлестать по щекам, по голове, по ушам.

Ууух!

Вокруг нас моментально образовалось пустое пространство — круг, арена. В этом кругу мне было удобно действовать. Я радостно хлестал, а Камерон защищался руками, отворачивался.

Но в бой со мной он не вступал.

А я продолжал хлестать. Не изо всех сил, у меня не было злости — я считал это игрой.

Но для Дэна Камерона это была не игра. Он переживал очень тяжёлую, унизительную минуту. И никто из людей вокруг — никто из деятелей, пригласивших его в Москву, в Россию — не приходил ему на помощь.

Удивительно, не правда ли?

Да, никто его не спасал, все просто смотрели. И даже не просто: они смотрели во все глаза, хищно впились в это непристойное зрелище, смакуя каждую цветочную пощёчину, наслаждаясь этой ужасающей сценой.

Стояла мёртвая тишина, нарушаемая лишь звуками цветочных ударов. И в этой тишине наконец раздался одинокий, несчастный голос художницы Айдан Салаховой:

— Что же вы все стоите? Остановите Бренера! Остановите!

Но никто меня не останавливал.

Эти москвичи бросили своего заморского гостя на произвол судьбы. Они отдали его в руки хулигана, оскорбителя, наглого проходимца. Им даже в голову не приходило, насколько они оказались ничтожны в своём трусливом бездействии — все эти Овчаренко, Бакштейны, Орловы, Звездочётовы, Кулики, Литичевские, Преображенские, Беляевы, Ерофеевы, Ковалёвы, Мизиано, Файбисовичи, Чуйковы, Мироненко, Смирнские…

Мой букет был изорван в клочья. Зелёные листья и алые лепестки лежали на плечах Дэна Камерона. Щёки его пылали.