В Доме Советов повсюду горел свет. Белосельцев медленно шагал по затоптанным коврам, на которых чернели комья грязи, валялись окурки и бумажные обертки. Дом был подключен к электросистеме города. Его потолки были белоснежны, сияли хрустальные люстры, а полы, беломраморные ступени, дубовые пластины паркета были истоптаны. Двое защитников на лестничной клетке, прислонив автоматы к опрокинутому стальному сейфу, беззаботно играли в карты, сыпали на пол разноцветных валетов и дам.
В растворенные двери комнаты он увидел журналистов. Их живописный бивак, брошенные на пол куртки и кофты, отставленные телекамеры. Кто-то дремал, кто-то согревался, цедил из горлышка спиртное. Кто-то писал в блокнот или разговаривал по радиотелефону. Они напоминали туристов, после долгого перехода разбивших лагерь.
Он миновал коридор, где маячила охрана Руцкого, притулились на диване небритые автоматчики. Проходя мимо кабинета с табличкой неизвестного ему депутата, он вдруг почувствовал, как в груди и в желудке, в задохнувшихся легких и в стиснутых кровотоках начинается мучительный спазм. Ему словно закрутили на горле винт, отчего прекращалось дыхание, останавливалось сердцебиение и глаза начинали вылезать из орбит. Он припал к косяку и закашлял, из горла изверглась горячая кровяная жижа, на пол выпали липкие сгустки. Ему показалось, что он выхаркнул зрелище бойни. Жижа извергнулась из него прямо на ковер, в коридоре, и он, обессиленный, побрел прочь от этого мерзкого места, где кровянели его сгустки крови.
В туалете, где в кране еще оставалась вода и не перетекло через край накопившееся за долгие дни зловоние, он выпил холодную воду. Промыл глаза, рот, прополоскал изодранный пищевод. Отдышался, вытерся насухо носовым платком. Пошел к кабинету Руцкого. Попросил доложить о своем прибытии.
Руцкой стоял у стола, держал у распушенных усов маленький, похожий на табакерку складной телефон и кому-то зло выговаривал:
– Ты что мне талдычишь про 119-й!.. Я и без тебя знаю, что он будет стрелять!.. Ты мне доложи про авиацию!.. Был ты или нет у комэска?.. А ты его из постели!.. А ты ему, суке, напомни, как я его из-под трибунала вытаскивал!.. В течение ночи докладывай!..
Было видно, что Руцкого раздражало содержание разговора. Вести, которые он получал, угнетали его. Белосельцев смотрел на его розовое, выбритое лицо, распушенные усы и думал, что за таинственные узы связывают его с этим человеком, по слову и приказу которого наивная толпа легла под пулеметы у башни. Что двигает его к Руцкому, переплетая их жизни и судьбы. Почему он, Белосельцев, никогда не любивший этого шумного, многоречивого человека, вручает ему свою жизнь, с которой тот обойдется бездумно, вероломно и взбалмошно.
Руцкой закончил разговор, сложил телефон-табакерку, повернулся к Белосельцеву:
– Придурки!.. Хотят двух маток сосать!.. Я им говорю – наша возьмет, их перед строем поставлю и генеральские погоны сорву!.. Ну что у тебя, генерал! – Он уставил на Белосельцева возбужденные, настороженные глаза.
– В Министерстве обороны президент и силовые министры час назад приняли решение о штурме Дома Советов. Начало штурма ориентировочно в пять или шесть утра. Командиры Таманской и Кантемировской дивизий, а также комдивы-десантники выполнят приказ министра. Сформированы сборные экипажи танков, а также добровольческие экипажи бэтээров из лиц, подконтрольных МВД. За достоверность информации ручаюсь, я там был.
Белосельцев был спокоен. Случившийся с ним в коридоре припадок и кровавый выкидыш опустошили его. Душа его была пуста и почти мертва. Но эта пустота слабо и болезненно трепетала, как лоно, из которого вырвали недоношенный плод. У него уже не оставалось сил и минут, чтобы осмысленно дожить свою жизнь и перед смертью осознать ее как завершенную целостность, как вместилище Божественного смысла. Такая возможность была утеряна. Была вырвана из него с кровавым корнем. Теперь он действовал и жил после смерти. Эта особая форма жизни предполагала особую форму смерти, превращала его в автомат, действующий из поверхностных, заложенных в него побуждений. Он был не более чем военный разведчик, добывающий, переносящий и сохраняющий информацию.
– Не посмеют штурмовать, ублюдки! – Руцкой заходил по комнате, хватаясь за углы стола, переставляя стулья, словно расчищал себе место для какого-то физического упражнения – прыжков или сальто. – Разошлем факсы во все иностранные посольства!.. Обратимся к журналистам!.. В конце концов, уйдем отсюда на хуй!.. Пусть лупят по пустому дому!..
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу