Александр Проханов - Среди пуль

Он поднялся и босиком прошлепал к окну, надеясь там, во внешнем мире, найти подтверждение своим чувствам. Но привычно катили по Тверской машины, на бульваре стояли голые туманные деревья, под липами опавшая листва казалась золотыми озерками, и розовые нечеткие кремлевские башни были увенчаны рубиновыми камнями.

Он включил телевизор, стал слушать хронику событий. В Елоховском соборе ожидалось богослужение в честь иконы Владимирской Божьей Матери. Днем в Свято-Даниловом монастыре пройдут переговоры властей и осажденных в Доме Советов. В Конституционный суд съезжаются представители губерний, чтобы мирно уладить московский спор. На Октябрьской площади собирается митинг, на котором выступят вожди оппозиции.

Он слушал диктора, его бесстрастный баритон, и уверенность, что именно сегодня случится ужасное событие, не покидала его. Это событие уже зарождалось там, на Октябрьской площади, куда начинала стекаться толпа. С этой толпой, с ее слепым яростным взрывом был связан проект Хозяина. И если не поздно и толпа еще не качнулась, не двинулась, не стала орудием лукавых управляющих сил, он, Белосельцев, сумеет ее образумить. Убережет от пролития крови.

Октябрьская площадь, где он оказался, выглядела маленькой, тесной. Памятник Ленину на гранитном цилиндре, окруженный бронзовыми фигурами солдат и матросов, был центром, куда стекался народ.

Сквозь рыхлые слои толпы Белосельцев пробрался к памятнику. Встал на цоколь, прижавшись к бронзовой ноге матроса. И ему показалось, что в металле натянулась и дрогнула жила, матрос был живой, обладал потаенной металлической жизнью. Белосельцев всматривался в бронзовые фигуры красногвардейцев, над которыми летела огромная, яростная Дева Революции, а выше, уходя в облака заостренным телом, стоял Ленин. Все они, отлитые из металла, поставленные на камень, были живые, напрягали мускулы, стискивали приклады, касались друг друга напряженными локтями, плечами. Памятник, долгие годы стоящий мертвым металлом посреди суетливого мелькания толпы, слепой карусели машин, казалось, вдруг ожил. Задышал, задрожал желваками и мускулами среди скопища разгневанных, возбужденных людей. Люди колыхали флаги, мрачно и грозно гудели, терлись о памятник, заряжались его сумрачной гневной энергией.

Белосельцев с высоты цоколя, сквозь флаги и транспаранты видел площадь. Она была окружена и стиснута цепочками солдат, металлической жестью щитов. У белого здания Министерства внутренних дел, на Якиманке, ведущей к Кремлю, на спуске к Садовому кольцу, на Ленинском проспекте – везде были солдаты. Щиты напоминали поплавки огромного бредня, куда заплыла толпа. Она шевелилась, взбухала, давила на бредень, раскачивала цепочки поплавков. В западню вплывали все новые косяки, они ходили ходуном, порождали волны и буруны. По другую сторону солдатских цепей было пусто, безлюдно. На Якиманке одиноко и беззащитно белела хрупкая церковь Иоанна Воина. По Ленинскому ошалело мчалась одинокая машина. Крымский мост, развесивший в тумане свои тяжелые струны, был похож на огромную арфу. А здесь, вокруг памятника, все клокотало, бурлило. Памятник казался вибратором, опущенным в середину толпы. Гудел, содрогался, наполнял толпу могучим гневом.

Белосельцев искал глазами вождей, к кому бы он мог обратиться, кто бы мог своей волей и разумом управлять толпой, вывести ее из ловушки. Но вождей не было. Был один-единственный бронзовый Вождь. Он дождался своего заветного часа, озирал подвластных ему, простирал над ними длань, питал своей волей и ненавистью.

Толпа отличалась от прежних шествий и митингов. В ней было меньше стариков, меньше флагов. Меньше объятий, меньше дискуссий и споров. Она состояла из молчаливых крепких людей, среди которых было много молодежи, жителей московских окраин. Толпа грозно рокотала о чем-то, связанном с недавними избиениями и побоищами. Под пальто и тужурками скрывались синяки и ушибы, полученные от ударов милицейских дубин у «Баррикадной» и «Смоленской». Глаза ненавидяще зыркали в сторону солдатских щитов. Кулаки искали, что бы покрепче сжать.

– Я, бля, смотрю, а он на меня бежит!.. Рожа звериная, на губах аж пена!.. Дубиной размахивает!.. Я кричу: «Ты, бля, махалку свою спрячь, а то без махалки останешься!»… И ему в лицо хряст!.. У него из носа сопли кровавые!.. Я ему в живот ногой хряст!.. «Это тебе, бля, за «Баррикадную»!.. Чтоб старушек, мамаш жалел!..

– Говорят, Ельцин из Кремля на вертолете улетел!.. Видели мужики, из Кремля утром вертолет взлетал!.. Он небось теперь над океаном, в Америку драпает, к своему другу Клитору!.. Мы его назад потребуем!.. Не отдадут, на Америку бомбу сбросим!.. Чего с ней церемониться!..