Александр Проханов - Среди пуль

Белосельцев подошел и встал в дым, чувствуя, как одежда, замерзшее тело пропитываются сырым теплом. Человек, похожий на лесного ежа, был бомж. Казался единственным, кто уцелел на пустыре после истребления жизни. Неприхотливый, не нуждавшийся в воздухе, пище и влаге, он существовал на отходах, в подземной норе. Ему удалось выдержать вторжение истребляющих сил. И теперь он наслаждался пустотой, отсутствием конкурентов. Бомж безраздельно царствовал в мире, где исчезли высшие формы жизни.

– Они мне насыпают, а я отсыпаю!.. Он участковый, а я лепестковый!.. Ты положи, я накрою!.. А потом поглядим, у кого какая кость!.. У кого птичья, а у кого человечья!.. – Он негромко, счастливо смеялся, и звук его смеха походил на шуршащее падение мелких камешков или шорох пробегавшей мыши. Белосельцев слушал его невнятное веселое бормотание. Дорожил его присутствием, как последним, вместе с ним уцелевшим на земле существом, с которым теперь предстояло доживать свой век. Спать на одних лохмотьях, накрываться одним тряпьем, выкапывать клубеньки и коренья. Хранить этот чудом уцелевший огонь, постепенно забывая слова, оставляя в своем языке одни лишь округлые воющие звуки, с их помощью выражая безысходную тоску, глядя на дикую осеннюю луну.

– Он говорит – Боря, а я говорю – буря!..Потому что борется, так что бор ломится!.. Потому Боря, что бурый, а не каурый! – Человечек задумался, поворачивая над костром свою мохнатую лапку, разглядывая на свету свои звериные согнутые коготки. – Много постелей, а одеял не хватает!.. Не надо шуметь, а то пиво кончится!.. Она меня не жалела, вот и старая стала!.. Калмыки цветы продают, бумажные, есть нельзя!.. У него слюни резиновые, а сам желтый!..

Человечек нахохлился, как затравленный зверек. Глазки его жалобно замигали, и обида, которую ему нанесли, была связана с появлением Белосельцева, который жил, любил, воевал, читал многоумные книги, видел земли и города и в своем стремлении жить, в своих дерзновениях и страстях проглядел этого маленького замученного человечка. Обнаружил только тогда, когда стало поздно, и уже ничего не исправить, никого не спасти. Он сам нуждается в защите и помощи, был подобен этому горемыке, лепечущему о своих несчастьях.

– Вот сюда не клади!.. – Человечек ткнул пальцем в сорную землю, по которой ветер катил угольки и искры. – Они-то за что!.. Не надо!.. Они ничего не видали, а их уже прибирают!.. Я батюшке все расскажу, он добрый!.. Его все равно убьют!..

Он залепетал, горестно зашепелявил, заскулил. Сунул в рот лапку. Сморщился, сжался, превратился в растрепанный колючий клубочек и укатился во тьму, издавая шелестящие, всхлипывающие звуки. А Белосельцев остался один у костра, не понимая, кто это был. Измученный жизнью больной человек, помраченным сознанием чувствующий близость беды. Или один из духов, прилетевших на землю, принявший несовершенную форму выморочной человеческой жизни.

Белосельцев стоял у меркнущего костра, смотрел на тусклую, с редкими огнями громаду Дома Советов и думал, что ему делать. Идти в покинутый сонный Дом, будить, тормошить, звонить по всем телефонам в штабы, гарнизоны. Обращаться к спящим безмятежным вождям, к забывшим обещания комдивам. Пусть ведут свои полки и дивизии, торопят колонны сторонников. Или смириться, признать бессмысленность запоздалой борьбы, своей одинокой жертвы. Уйти от околдованного Дома, с гиблого пустыря, от моста без реки, фонарей без света, домов без людей, где витают безымянные духи погибели.

Он увидел, как в дыму, колеблясь в слоях белесого сумрака, не касаясь земли, приближается одинокая фигура. Она приблизилась, надвинулась на костер, коснулась ногами земли, и Белосельцев в красном волнистом свете узнал Каретного.

– Здравствуй, – сказал Каретный. – Я знал, что ты здесь.

– Началось? – спросил Белосельцев, всматриваясь в лицо Каретного, которое казалось покрытым зеленью, как нечищеная медная маска, изъеденная патиной.

– Мы начали операцию. Некоторые настаивали на более позднем времени, но мы наложили на предполагаемый ход событий астрономический прогноз и выбрали это время.

– Как будут развиваться события? – Белосельцев подбросил в костер обломок доски, то же сделал Каретный, словно они сошлись с единственной целью – не дать угаснуть костру.

– Сначала мы консолидируем всех наших сторонников. Вовлечем их в игру. – Каретный протянул руку к пламени, повернул ее ладонью вниз. Казалось, он клянется на огне, как древний эллин, выдерживает боль. Его красная шевелящаяся рука вот-вот начнет дымиться. – Задействованы все структуры. Армия, разведка, администрации регионов. Дружественные нам партии, банки, их неформальные охранные подразделения. Директора предприятий и контролируемые профсоюзы. Обеспечена поддержка ведущих политиков мира. Все это объединится в ближайшие дни и часы.