Самид Агаев - Седьмой Совершенный

— Хорошо, — сказал довольный вазир, — значит, я могу вернуть его на доработку. Важные документы, чем дольше не подписываешь, тем лучше. Иди отдыхай. Ты поработал на славу.

— Как насчет помилования?

— Все в порядке. Халиф согласился. Надо составить прошение, приложить к нему характеристику начальника тюрьмы и мое ходатайство.

— Что же мне теперь в Сиджильмасу за характеристикой ехать?

— Ну, зачем же ехать? Есть почта. Отправь туда запрос.

— Но это же затянет дело надолго.

— А что делать? Бумаги любят порядок. Не мне тебя учить. Ведь ты теперь глава дивана тайной службы.

Абу-л-Хасан поклонился и поблагодарил вазира.

— Ну иди, отдыхай, — добродушно сказал вазир.

— У меня есть еще одна просьба.

— Говори.

— Сахиб аш-шурта Сиджильмасы из-за этого дела может потерять место.

— Почему?

— По моей просьбе он действовал тайно и поэтому настроил против себя местного правителя. Нельзя ли дать ему здесь должность. Ведь он защищал трон халифа.

— Ты прав Абу-л-Хасан, я подумаю, что ему предложить. Не беспокойся, иди отдыхать. Ты хорошо потрудился.

Абу-л-Хасан попрощался и ушел.

Дверь с грохотом закрылась за его спиной. Слышно было, как надзиратель задвигает тяжелый засов. Имран прошел вперед, опустился на пол и сел, привалившись спиной к стене. Именно в этой позе, несколько дней назад он встретил сахиб аш-шурта. На мгновенье Имрану показалось, что ничего не было: ни предложения сахиб аш-шурта, ни бегства, ни ночного собрания, ни знакомства с исмаилитским даи Ибрахимом, ни повторного ареста у северных городских ворот. Если бы не джуба серой шерсти, купленная им у старьевщика, на деньги сахиб аш-шурта, все произошедшее с ним можно было принять за наваждение. Острым воспоминаньем кольнуло обещание сахиб аш-шурта сохранить ему жизнь. Ни словом, ни жестом Имрану не дали знать, как скоро его освободят. Нехорошее предчувствие вдруг охватило его.

Имран вскочил, бросился к двери и стал бить по ней кулаками.

— Что случилось? — отозвался из-за двери стражник.

— Передайте сахиб аш-шурта, чтобы он пришел ко мне, — крикнул Имран.

— Кому-кому? — изумленно переспросил стражник.

— Сахиб аш-шурта, — неуверенно повторил Имран.

— А может сразу правителю передать? — ядовито сказал стражник — Чего уж там, — и захохотал.

Имран втянул голову в плечи и, как побитая собака, вернулся на свое место. Каждый следующий день убеждал его в правоте собственных опасений. Он метался по камере, молотил в дверь, плакал, разодрал на себе одежду. Все было тщетно. Сахиб аш-шурта хранил молчание. Через неделю Имран смирился, но целыми днями лежал безучастно, глядя перед собой — на дверь, на стены, на потолок. О своих детях он старался не думать. В том, что его обманули, использовав, в грязной игре, сомнений не было. Вызывало недоумение лишь то, что его не торопились обезглавить. Этому он никак не мог найти объяснений. Время остановилось для него.

Через месяц Имрана неожиданно перевели в другую камеру. Когда вошел надзиратель и объявил ему об этом, он обрадовался и счел это добрым знаком. По-видимому, какие-то рычаги пришли в ход. Затем он, заложив руки за спину, долго шел по извилистому узкому коридору, слыша за собой тяжелое дыхание конвоира. У одной из дверей ему велено было остановиться и повернуться лицом к стене. Лязг засовов и команда «пошел». Дверь за ним захлопнулась. Новое жилище было больше в площади и имело крошечное оконце, размером с кулак, под самым потолком, из которого в камеру проистекал солнечный свет.

— Мир тебе, узник, в этой юдоли скорби, — услышал он чей-то звучный голос.

Имран вздрогнул от неожиданности и, сощуря глаза, посмотрел в угол, откуда донеслось приветствие. Как это было ни странно, но голос говорившего, показался ему знаком.

— И вам мир, — вежливо ответил Имран.

— Кто ты, за что тебя лишили свободы?

— Я убил мутакаббиля. Жду смертной казни, — сказал Имран. О том, что его должны помиловать, он решил умолчать. Во-первых, чтобы не сглазить, во-вторых… ему только сейчас пришло на ум, что сабийи могут отомстить ему. Ибрахим находится в этой же тюрьме, кто знает, может быть в соседней камере, и если он уже догадался о роли Имрана в этой истории, то ему не сдобровать.

Человек, лежавший в углу, поднялся, подошел к двери и ударил в нее кулаком.

— Что? — отозвался стражник.

— Позови старшего, — приказал человек.