Иван Евсеенко - Отшельник

Часам к десяти на пойме рядом с ним опустились аисты, Товарищ и Подруга. Ходили они по воде важно и сосредоточенно, время от времени ныряя красными клювами-копьями в ее глубины и каждый раз что-то там отлавливая. Андрей на минуту прерывал работу, опирался на черенок лопаты и внимательно наблюдал за ними, завидуя их парной, семейной ловле-охоте. Они ответно поглядывали на него, иногда с сочувствием к его одиночеству, а иногда так и по-землемерски строго, словно проверяли, глубоко ли Андрей и с должным ли прилежанием копает. Он, стыдясь своего безделья и затянувшегося отдыха, немедленно вставал на новый ряд, в новую борозду и посильнее налегал армейским ботинком на заступ. Пот начинал проступать у Андрея на лбу, скатывался тяжелыми горячими каплями по вискам и скулам, проникал и под камуфляжную куртку, но дальше катился не вдоль спины, как у любого нормального человека, а сворачивал в сторону, к ребрам, по рубцам и ложбинкам, оставшимся от ранений. Андрей разгибался, смахивал со лба пот ладонью, опять поглядывал на трудолюбивых, сосредоточенных аистов (довольны ли они теперь его работой?) и глубокомысленно говорил им:

– Вот так-то, птицы!

Аисты еще больше сосредоточивались, пытаясь разгадать это его глубокомысленное замечание, а потом вдруг, словно чем-то встревоженные, в два-три толчка поднимались на крыло и начинали взлетать все выше и выше, дозорно кружить над поймой и ольшаниками.

Так до самого вечера и трудился Андрей на плодородной своей ниве то под присмотром аистов, то едва ли не в паре с серебрянокрылой трясогузкою-плискою, которая вначале настороженно семенила вдоль пойменного прибоя, а потом перебралась поближе к нему на свежеперекопанную землю и уже выбирала там каких-то только ей ведомых и видимых комашек. В работе Андрей позволил себе лишь недолгий обеденный перерыв. Он растопил лежанку, согрел в ней тушенку с гречневой солдатской кашей, изготовил крепкий, бодрящий чай – и тем был как нельзя лучше сыт и доволен. Полчасика он, правда, еще посидел на крылечке, покурил (давая, впрочем, себе твердое обещание, что с завтрашнего дня баловство это непременно бросит).

Опять в борозду Андрей встал в третьем часу и уже не выходил из нее до самых сумерек: клинышек-латочку все-таки докопал, добыл, как у них говорят, и мало того что докопал, так еще и, по-лошадиному впрягшись в дубовую многозубую борону, которую обнаружил в повети на крюке, забороновал-заволочил ее для лучшего удержания весенней влаги. Сеять просо было, конечно, еще рано, надо погодить недели две, а то вдруг прихватит нестойкие его побеги заморозками, которые об эту пору случаются еще часто.

Притомился Андрей за день опять крепко и основательно, но это была совсем иная (не то что вчера), рабочая, трудовая усталость. Зато как отрадно было ему, взвалив на плечи борону и лопату, возвращаться в сумерках домой, поминутно оглядываясь на плоды своей работы, на чернеющий лоскутик-клинышек тучной возвращенной им к жизни земли.

Вечер Андрей провел у этажерки. Зажег лампу, предварительно хорошо протерев стекло, чтоб на нем не было ни единой пылинки, которая могла застить при чтении свет. Он водрузил ее на стол под иконами и лампадкой, опять возгоревшей серебряно-лунным отблеском-сиянием. Поначалу Андрей хотел было взять какую-нибудь книгу поспокойней, полегче, о земле и природе, о простых ее людях, пусть даже и прежде много раз читанную, например те же «Записки охотника» или «Очарованного странника» Лескова, которого, помнится, очень любил отец, но потом все же потянулся за Библией, отложив, правда, в сторону отцовскую записную тетрадку.

Книга открылась на «Откровениях святого Иоанна Богослова». Отец, было видно, тоже изучал их со всем прилежанием, всюду пестрели его карандашные пометки, высоко и трепетно летящие птицы-галочки. На этот раз Андрей одним только этим пометкам не доверился, а стал читать никогда прежде им не читанные «Откровения» с самого начала. Не будучи сколько-нибудь опытным в подобном чтении, он первые две-три странички как бы до конца и не понимал, но постепенно проникся их сущностью и уже не переставал дивиться их действительно великому откровению и премудрости, которые раньше от Андрея были сокрыты:

– Ты много переносил и имеешь терпение, и для имени Моего трудился и не изменил.

– Но имею против тебя то, что ты оставил первую любовь твою.

– Итак вспомни, откуда ты ниспал, и покайся, и твори прежние дела; а если не так, скоро прийду к тебе, и сдвину светильник твой с места его, если не покаешься.