Олег Мальцев - Желтое воскресенье

Народ стоит вокруг, слушает, тревожится, не понимает. В стороне кучка загорелых, стройных девчат в красных косынках, синих футболках — комсомолки фабрики «Всемирный труд».

— Товарищ милиционер, заберите эту контру, буржуйский недобиток тут зловредную агитацию разводит! — выкрикнули из толпы.

Брагин сочувственно улыбнулся девчатам и двинулся на голос, держа в ориентире неподвижную шляпу.

На миг он ее потерял и остановился. Он увидел небо: по нему, белесому, уже дымятся вечерние сумерки и плывет к своему закатному рубежу раскаленный диск солнца.

В нем пробудилось острое желание увидеть этих людей близко, по-молодому заглянуть им в глаза, чем-то помочь.

И он пошел. Простая и трогательная мелодия зазвучала в его душе…

Вдруг острая, пронзительная боль под лопаткой прервала это чудо-движение, и он споткнулся, потом медленно повернулся, поймав на лету чей-то испуганный взгляд.

Брагин упал лицом вниз, на остывающие камни.

Паровоз стоял, тонко посвистывая паром.

Поезд пришел днем, на перроне было пусто. Мужчина медленно и осторожно сошел вниз. Неожиданно сверкнуло рыжее солнце, он вспомнил предостережение: «Вам на солнце запрещено». Закружилась голова, пришло ощущение медного звона.

Мужчина постоял, понемногу приходя в себя.

Следом из вагона спустился пожилой проводник, нацмен, черный как головешка. За остроконечной оградой бойко прогрохотал грузовик, оставив клубы пыли, а мужчине — воспоминания чего-то близкого, болезненно пережитого.

Осторожно перепрыгивая через рельсы, он направился в город. Когда же вышел на площадь, с удивлением заметил, что города, собственно, и нет, ибо он весь тут, перед глазами, в складках местности, и закрыт по самые крыши зеленью. Меж домами неожиданно сверкнула вода; он прошел дальше, не понимая, что это такое. Открылось гигантское водное пространство. Море! Конечно же, оно! Как это он сразу не понял! Не было ни страха, ни радости, ни разочарования, ни другого подобного чувства — скорее всего, удивление и любопытство. Эта масса воды была белесой и нестерпимо сверкала, словно играла тысячью мельчайших зеркал.

К берегу деловито приближался пароходик — скорлупка с грязной трубой, которая то и дело выбрасывала узловатые клубы дыма.

Подойдя к берегу, пароход неожиданно тонко засвистел — но это был не весь звук, а только начало, и вскоре все огласилось басом. Издалека вдоль берега приближалась живая пенистая полоска прибоя.

У самого края Черного моря на песке лежала женщина и смотрела вверх бирюзовыми глазами. Мужчина перешагнул зеленую оградку и приблизился к ней.

— Ого! — сказал мужчина. Он стоял смущенный и радостный, оттого что увидел человека, с которым можно поболтать. Ему показалось, что где-то уже встречал эту молодую женщину. — Где это я вас видел? — спросил мужчина.

Женщина резко поднялась, ее брови удивленно округлились.

Презрительно ответила:

— В кино, конечно. Боже мой, как это старо!..

Наверное, от жары ее голос показался вялым и глухим. Большая зеленая муха медленно ползла по ее ноге. Мужчина почувствовал себя мухой. От этой мысли ему стало весело.

Неожиданно для себя он заключил: зрачки женщины напоминают морские камешки под слоем зеленоватой воды.

Она с интересом наблюдала за ним:

— Вы что, никогда не видели моря?!

— Только в кинематографе, но это не то… — Он внезапно замолчал, смущенно переминаясь.

Песок прыгал в ее руке.

Мужчина присел рядом, и тогда обнаружилось, что женщина на голову ниже. Оттого, что голова женщины приходится по его плечо, ему стало жарко.

— Если откровенно, я здесь тоже впервые. Посмотрите, как уже загорела!

— Я все пытаюсь понять цвет ваших глаз и не могу.

Женщина ответила резко и грубо:

— А я смотрю: стоит пижон — и думаю, что он еще скажет… И потом — я не люблю стриженых.

— Я милиционер… В результате… — Он поперхнулся и уже строго добавил: — При исполнении…

Уже поздно вечером, сидя на пикейном одеяле в палате санатория, мужчина перебирал вещи: костяную мыльницу, зубную щетку, полотенце, потом, увидев еще одно на стуле, бросил свое полотенце в чемодан и, вдруг вспомнив, достал со дна чемодана газетный лист, сложенный вчетверо. Развернул его, прочел: «От нашего специального корреспондента. Вчера на Трубной площади было совершено покушение на постового милиционера столицы. Вражеский нож, войдя на три пальца в спину, прошел близ мужественного сердца, не задев его. Жизнь постового милиционера Степана Брагина в опасности! Опытные врачи самоотверженно борются за жизнь пионера регулировочного движения,