— Ладно, утро вечера мудренее. Нам еще с тремя сотнями зеков разобраться надо. Сейчас давай спать, а завтра посмотрим, потянешь ли ты «звездочку».
С этими словами Пашка вошел в дом. Шторы из кожи плотно закрывали окна.
— Тьфу ты! Темно, как у негра в жопе! — ругнулся Жихарев, задев в темноте за ножку кровати.
— Идите ко мне, гражданин начальник, — почувствовал он легкое дыхание на руке.
— Кто здесь? — спросил Пашка, стараясь нашарить на стене выключатель.
— Я — Соня, ссыльная. Меня всегда зовут, когда кто-то из начальства приезжает.
Наконец, Пашка включил свет. В кровати лежала брюнетка с тонкими чертами лица. Маленькими горячими ручками она принялась гладить руку Жихарева. Сползшая простыня обнажила большую грудь женщины с маленькими сосками.
— Раздевайся, ложись! Только, свет выключи! — прощебетала Соня.
Пашка выключил свет, быстро сбросил обмундирование и, юркнув в постель, принялся целовать грудь брюнетки.
— Откуда будешь? — спросила Соня, гладя Пашку по голове.
— Вообще-то я — командированный, — недоуменно ответил тот.
— Все вы — командированные! Сношать откуда будешь: спереди или сзади?
Жихарев повернул Соню на спину, впился в ее губы, погружая в ссыльную член. Кончили они одновременно. Соня выскользнула из постели и вышла из комнаты. За стеной послышался плеск воды. Через несколько минут Соня вошла в комнату. На ней был китайский шелковый халат с драконами на фоне восточных дворцов. В руках молодка держала поднос, на котором стояла бутылка коньяка, рюмки, тарелки с осетриной и миногами.
— Хочешь выпить? — поставила она поднос на небольшой столик.
Коньяк приятным теплом расползся по пашкиному желудку. Соня легла рядом, положила на его плечо голову. Ее пальчики заскользили по груди и животу Жихарева, пробежали по члену и мошонке.
— О, комиссар, вы снова в полной боевой готовности!
Пашка давно не получал такого удовольствия.
— О-о-о! Как хорошо! — стонала Соня.
Наконец-то, Пашка получил удовольствие, которое ждал двадцать лет.
Утром, выпив кофе с коньяком, Жихарев пошел искать начальника лагеря.
— Наверное, к какой-нибудь ссыльной лярве заглянул, — ответила жена на его вопрос. — Как он меня домогался! Заставил выйти за него замуж. Угрожал, что застрелит меня, а всю мою родню сгноит в лагерях. С хорошими ребятами — моими друзьями — так и поступил. Всех забрали, всех осудили на десять лет без права переписки. А теперь таскается…»
Начальника лагеря Пашка нашел у одной из старых барж. По бледному небритому лицу с огромными кругами под глазами было видно, что тот не спал всю ночь. Его сапоги были красными от крови, по локоть был выпачкан кровью правый рукав гимнастерки.
— Вот, посмотрите! — показал он на трап, ведущий на баржу. — Все три сотни там. Всю ночь расстреливал.
Пашка поднялся на баржу, заглянул в трюм. Он был забит убитыми.
— «Звездочку» ты заслужил. Неужели сам всех перестрелял?
— Сам, без чьей либо помощи!
— Теперь эту баржу хорошо бы в море…
— Буксир уже разводит пары. Топить баржу сами поедете или мне доверите?
— Доверим кому-нибудь из подчиненных. А ты отдыхай! Жена беспокоится, что ты куда-то налево пошел.
— Да ну ее, дуру! И зачем я на ней женился? Сколько сил угробил, чтобы добиться ее — и все зря! Хозяйка она хорошая, ничего не скажешь, но в постели — квашня квашней!
— Ты Соню побереги. Она — ценный кадр.
— Соню мы содержим хорошо. Все для нее. И живет в поселке для охраны, и посылки получает каждый месяц. Продукты и барахло я из ее посылок брать запретил.
— За что она сослана?
— За антисоветскую пропаганду и агитацию. Болтнула где-то лишнее. А ведь студенткой была, в театральном институте училась. Не знаю, каким путем, но легко отделалась — получила только ссылку. Ей недолго: два года осталось. Вытянет!
Вернувшись в Москву, Пашка ходатайствовал перед Берией о награждении начальника лагеря орденом Красной Звезды. Получили ордена и медали и другие сотрудники Соловков.
Не успел Пашка, приехав в Москву, отряхнуть пыль с сапог, а его уже ждало новое задание. Началась Вторая мировая война. Советские войска вступили на территорию разгромленной Германией Польши. Жихареву надлежало выехать в Вильно — теперь уже столицу Виленского края. До 1939 года этот город входил в состав Польши. Теперь там стояли советские части. Хозяин никогда не жаловал поляков. Не случайно незадолго до начала войны он приказал возродить уже подзабытую оперу Глинки «Жизнь за царя». Ей дали новое название «Иван Сусанин». Когда вождя спросили: как поступить в эпилоге с пленными поляками, он ответил: «Поставьте их на колени!»
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу