Вадим Голубев - Записки генерала Жихарева. Роман ужасов

— Я видел старые баржи на территории лагеря. Сколько человек одна баржа может принять на борт? — задал вопрос Жихарев.

— Все 300 и примет. А я об этом не подумал…

— В отсеки, где кингстоны, поместить тех, кто не может двигаться. Положить их так, чтобы не мешали подойти к кингстонам и уйти, когда они будут открыты. Завтра, в десять утра закончить погрузку! В десять ноль пять — выход в море. В одиннадцать ровно откроем кингстоны.

На следующее утро цепочка людей, подгоняемых ударами прикладов и палок, потянулась к баржам. Трудоспособные заключенные вели под руки несли доходяг, тащили их нехитрый скарб. «Скорей! Скорей!» — подгоняли охранники зеков. Возникла заминка: мордастый детина охранник не рассчитал силы и убил корявого как пень старика.

— Что теперь с ним делать?! Куда девать эту падлу?! — хлестал по физиономии детину начальник лагеря.

— Пусть сам труп тащит на баржу! — распорядился Пашка.

Сплевывая кровь с разбитых губ, охранник взвалил на себя покойника и под улюлюканье заключенных потащил по трапу. Мимо Жихарева пронесли изможденного человека, лицо которого показалось Пашке знакомым.

— Кто такой? — кивнул он на узника.

— Могли с ним встречаться. Если служили в Ленинграде. Эткин это. Сначала в угрозыске, потом в ОГПУ работал. Авторитетная личность! — ответил начальник лагеря.

Закончилась погрузка. Старенький буксир повел баржу в море. Улучив свободную минуту, Пашка спустился в трюм. Эткин лежал возле кингстона.

— Не узнаете, Павел Лейбович? — склонился над ним Жихарев.

— Знакомо ваше лицо. Постойте, постойте… Жихарев, Павел! Семнадцатый год. Петроград.

— Так точно!

— Вот каких ты высот достиг, молодец! — глянул Эткин на пашкины петлицы. Куда нас везут?

— Везут вас на Большую землю, в больницу. Сначала подлечат, потом дело будут пересматривать, — соврал Жихарев.

— Зачем пересматривать? — всполошился Эткин.

— Есть установка: кому сроки снизить, кого — вообще освободить.

— Значит, кончился? Неужели кончился этот ад? Неужели больше не будут хватать невинных и гноить их в лагерях? — прокатилась по лицу Эткина слеза радости.

— Время, товарищ комиссар второго ранга, — спустился в трюм охранник.

Пашка посмотрел на часы. Было без одной минуты одиннадцать. На пару с охранником он отвернул кингстон. Струя холодной воды ворвалась в трюм, захлестнула Эткина.

— Павел, Павел! — захлебываясь кричал тот и пытался схватить Жихарева за полу шинели.

Пашка оттолкнул его ногой. Пока он выбирался из трюма, доходяги еще не поняли, что с ними произошло. Крики и вой раздались в трюме, когда над ним уже задраили люк. Из другого трюма выскочил начальник лагеря. За ним появилось из люка лицо избитого утром охранника. Начальник лагеря ударил по нему каблуком. И мордастый полетел в лес тянувшихся вверх изуродованных работой и пытками рук.

— Мордастого зачем утопил? — спросил Пашка, когда перебрались с тонувшей баржи на катер.

— Он очень злопамятный. Со дна морского достал бы меня и посчитался. Да и вас бы разыскал и замочил. Пусть лучше сам мокнет.

— Ладно, сактируешь его. Договорись с врачом, чтобы выписал справку о смерти от диспепсии.

Шум ветра и морских волн не могли заглушить доносившиеся из трюмов крики. Наконец, они стихли, а еще через минуту баржа скрылась под водой, оставив белые буруны на зеленых волнах.

Когда вернулись, начальник лагеря пригласил Пашку отобедать.

— Осетринки нашей, северной, отведайте! А вот — солененький лосось. Грибочки маринованные и соленые! — потчевал Жихарева хозяин.

Подали пельмени из медвежатины и оленины.

— Сам для гостя дорогого отстреливать ездил, — с гордостью объявил начальник лагеря.

Были и архиерейская уха из осетра, и отбивные из дикого кабана, и северные перепелки, жареные в сметане грибы.

— Ох, и засиделись мы! — спохватился вдруг начальник лагеря. — День у нас в это время года, считай, круглые сутки. Вот и досиделись мы до одиннадцати вечера. А гость — с дороги, ему отдохнуть надо! Пойдемте, Пал Палыч, я вас в домик для приезжих провожу.

Прошли по уже пустому поселку для охраны.

— Вот и домик ваш, — указали Пашке на старинное здание.

— Молодец! Хорошо принимаешь, хорошо работаешь. Когда вернусь в Москву, орден «Знак Почета» буду просить для тебя!

— Что «Знак Почета»? Полдеревни, откуда я родом, этот орден имеют, — поскучнел начальник лагеря.

— А чего ты хочешь?

— Мне бы орден Красной Звезды, чтобы все видели, что я — боевой командир, а не доярка или свинарка какая-нибудь. Помогите, Пал Палыч! Я отработаю!