— Вильно всегда был оплотом польских националистов, — напутствовал Пашку Сталин. — Оттуда родом Пилсудский. Там захоронено его сердце. Местная шляхта и интеллигенция враждебно настроены по отношению к Советской власти. Также настроено большинство рабочих и крестьян польского происхождения. Всех надо выслать в Сибирь. Начнешь с генералов, офицеров и членов их семей. Затем последует очередь капиталистов и помещиков. Одновременно с ними надо начать вывозить профессоров, артистов, учителей, всю интеллигентскую шушеру. Польских рабочих и крестьян пока не трогай! Им следует внушать, что выселяются только представители эксплуататорских классов, а трудящимся бояться нечего. Не трогай и литовцев. Через год вся Литва будет нашей, тогда с ними разберемся.
Жихарев никогда не бывал за границей. Его поразили чистота на улицах и обилие товаров в свободной продаже. Такое разнообразие на прилавках он видел лишь при царизме. По улицам гуляли сытые, хорошо одетые, спокойные люди. Никто не кричал, не ругался, не толкался. Да и зачем было толкаться, когда не было очередей?
В горкоме компартии уже составили списки лиц, подлежавших выселению. В списках Пашка нашел несколько еврейских фамилий.
— Зачем евреев включили? — спросил он у первого секретаря горкома.
— Мы составили на евреев отдельный список. В этом списке на выселение — наиболее богатые евреи. Здесь же есть и литовцы. Зачем нам евреи? Их в Вильнюсе около восьмидесяти тысяч. Пусть живут в своей автономной республике на Дальнем Востоке! Нам они своей религией и своим благосостоянием только мешают работать среди трудящихся.
— Все-таки евреев пока трогать не будем. И литовцев из списка исключи! — настоял Пашка.
Три эшелона стояли на запасных путях вокзала. За ночь две трети польских офицеров и членов их семей были привезены на вокзал. Их особняки и квартиры сразу же разграбили. К моменту пашкиного приезда эшелон с военными уже отправили. Забили эшелон с женщинами и детьми. Жихарева вызвали к телефону в кабинете начальника вокзала. Звонил Берия.
— Произошли изменения. Решено передать Вильно Литве. Поэтому выезжай в Москву. Эвакуируешь всех литовских товарищей, — приказала Лаврентий.
— Как быть с выселением? — спросил Пашка.
— Выселение прекратить!
— Мы уже отправили эшелон с военными. Готов к отправке второй эшелон с их семьями.
— Отправляй и его — встретим! Еще два пустых эшелона уже в Литве. В них погрузишь литовских коммунистов с семьями. Завтра, к полудню Вильно необходимо очистить. В него войдут литовские войска.
Когда Жихарев вернулся на перрон, поезд с семьями польских офицеров уже отошел. Велась погрузка третьего эшелона.
— Гнать их в шею! — велел Пашка конвоирам.
— А с барахлом что делать? — задал вопрос кривоногий капитан госбезопасности.
— Барахло конфисковать! Мы сейчас уезжать будем, а этих велено оставить.
Ничего не понимавших поляков принялись вышвыривать из вагонов. Вырывали из рук чемоданы с корзинками, сдирали украшения с дам.
— Пан, генерал, — обратился к Пашке старый поляк. — Что случилось? Мы только расположились в вагонах, а нас уже гонят.
— Радуйся, дед, что гонят, а не увозят. Расходитесь по домам!
— А как быть с вещами? Панове-солдаты их у нас отобрали…
— Ну, дед, ты даешь! Тебе жизнь подарили, а ты о каком-то барахле сокрушаешься! Иди отсюда, пока цел! Домой иди! — заорал Пашка на старика.
Подбежав к стоявшим в недоумении полякам, дед что-то быстро застрекотал. С минуту постояла толпа, с подозрением глядя то на старика, то на Жихарева. Затем все бросились с перрона. Женщины несли на руках детей. Ребятишки постарше бежали рядом, цепляясь за одежду матерей. В мгновение опустел перрон. Лишь несколько калош и туфель, да брошенный зонтик свидетельствовало о том, что здесь еще несколько минут назад были люди.
— Зря отпустили! — плюнул им вслед первый секретарь горкома.
— Ничего, товарищ Витас. Через год Литва будет советской. Тогда со всеми разберемся: и с поляками, и с литовцами, и се евреями.
На следующий полдень над Вильно поднялся трехцветный литовский флаг, а эшелоны с польскими коммунистами и советскими военными пересекли государственную границу СССР. За операции 1939 года Пашку наградили орденом Трудового Красного Знамени.
— Тебе много пришлось потрудиться в этом году — поэтому и награду за труд получил, — улыбнулся Жихареву Лаврентий.
— Выпустили бы лучше мать из тюрьмы, товарищ нарком.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу