Д'Арси Найленд - Ширали

- Где Руби? - хрипло выкрикнул Келли.

Маколи взял его за руку, и Келли подчинился с поразительной покорностью. Но возле двери он вырвался, кинулся в дом и, ковыляя по передней и хватая ртом воздух, хрипло выкрикивал «Руби» таким голосом, что у Маколи мурашки бегали по коже.

Келли оступился, попытался схватиться за стену рукой. Голова его качалась, челюсть отвисла. Лицо его было искажено гневом и недоумением. Бутылка оттопыривала карман пиджака. Он уже так накачался, подумал Маколи, что, стоит его наклонить, как из него польется. Наверное, просидел в кабаке невесть сколько часов. Маколи приготовился к борьбе.

Он отступил, пока Келли добирался до стола и вытаскивал из кармана бутылку с джином. Зубами он вырвал пробку и поднес бутылку ко рту. И в этот момент увидел, что Маколи смотрит на него. Он брякнул бутылку на стол и, схватив Маколи за рубашку, подтянул к себе.

- Ты кто? - спросил он. - И откуда взялся?

Маколи левой рукой ласково обнял Келли за плечи.

- Я твой друг.

Келли, болезненно морщась, тряхнул его. Глаза Маколи посуровели.

- Красавчик, это я, Мак.

Подвинувшись ближе и смотря на Келли в упор, он повторил свои слова, но понял, что это бесполезно. Они не произвели никакого впечатления. Разум Келли был закрыт наглухо, и слова Маколи проникнуть в него не могли. По лицу Келли не было заметно, что он узнал Маколи. Глаза его горели, но взгляд был рассеянным, невидящим.

- Где она?

Он схватил Маколи за горло, обливая его потоком бессмысленных ругательств, и попытался прижать к стене. Вырываясь от него, Маколи услышал испуганный крик Пострела. Он вывернулся, отступил на несколько шагов и, соединив руки, обхватил Келли железной хваткой, вынудив его ослабить тиски на горле.

Келли нырнул вперед, пытаясь сделать выпад левой, но Маколи с легкостью увернулся и, когда великан навалился на него всей тяжестью тела, нанес ему сильный удар в подбородок, а потом, подхватив на лету, уложил на пол. В наступившей вдруг тишине тоненький, пронзительно-хриплый плач Пострела показался неестественно громким. Тяжело дыша, будто он пробежал большое расстояние, Маколи оглянулся и увидел, что она сидит, опершись на локоть, в углу.

- Замолчи, - сказал он.

- Гадкий, - раздавалось сквозь рыдания, - хотел убить моего папу.

Она встала и посмотрела на распростертое на полу тело. Ее лицо выражало одновременно и любопытство и удовлетворение. Она подняла глаза на Маколи.

- Он теперь пойдет на кладбище?

- Ложись, - сказал Маколи. - Тебе нельзя вставать. Иди, говорю я тебе, и как следует укройся.

- Сейчас.

Маколи взгромоздил Келли на кровать, снял с него башмаки и пиджак и вытер ему лицо полотенцем. Укрыл одеялом. А потом минут десять ходил по комнате, успокаивался. Ветер растворил дверь, забрался под газеты на столе, перевернул бутылку с джином. Джин выливался со звуком, подобным тому, с каким большая собака лакает воду.

Маколи не спешил поднять бутылку. Сначала он затворил дверь. А потом, потушив свет, скинул башмаки и залез под одеяло.

Он лежал на спине, положив руки под голову. Он не испытывал усталости. Он чувствовал тепло, исходящее от прикорнувшей сбоку девочки. Она снова заснула и спала, сопя носом.

Через некоторое время он услышал, как Келли зашевелился, повернулся и снова затих.

Маколи смотрел в темноту и слышал вой ветра и шум дождя. Он мог думать о будущем и вспоминать прошлое. И прошлое вставало перед ним.

Это было еще в городе, до ухода к рекам, до Лили Харпер, до милой Лили; он вернулся к самым истокам воспоминаний.

Город владел им с самого рождения. Он набрасывался на него во тьме, хватая за ноги. Он шлепал его по заду и говорил: проснись, оглянись вокруг, посмотри, какой тебя ждет подарок. Когда ему исполнилось пять лет, город сказал: бежим со мной. И он убежал, и его не могли найти несколько часов. Он сидел на коленях у полисмена, а город кружился вокруг, как медленная шарманка. Мать, схватив его за горло, швырнула в угол и злобно зашипела. А отец избил его. Он свернулся клубочком на вонючей постели и плакал во тьме от голода и одиночества, а город переливался всеми цветами радуги и подмигивал ему сквозь грязное окно.

Город подталкивал его, город его воспитывал. Он кормил его в дешевых ресторанах. Он гонял его по мрачным лестницам жилых домов и заставлял сердце метаться в грудной клетке, когда он бежал на трамвайную остановку. Он велел ему поступить на работу. Он поставил его у станка на фабрике, в здании из стекла, полном мелкой злобы и интриг. Город нашел ему применение.