Зуфар Гареев - Перевод Гоблина

Из комнаты брата слышны вопли типа:

– Хамса, ну ты и свинья!

Потом глухие удары (видимо по черепу Дэна), новые вопли:

– Где бинокль я сказала? Мама, бля, ты только посмотри, у него порножурнал здесь спрятан, еле нашла!

– Положи на место!

– Зашифровал, как, а? Идиот – в доме ребенок! Где бинокль?

Притащила бинокль, успокоилась, мурлычет:

– Классный мужик – взрослый, в годах… Ой, как я таких люблю…

– Целуются? – суетится Мария Евграфовна. – Как он на нее смотрит? Состоятельный?

– Ну, наверно… Наконец-то увидели ее мужика. Слава тебе, Господи.

Подтягивается Дэн, почесываясь.

Хамса всполошилась:

– Не чеши при мне задницу! Мама, сколько ему можно говорить, чтобы он не чесал при мне свою немытую задницу!

Звон рюмок об пол!

– Отойди от меня на полметра!

– Ну-ка, дай… Влет скажу – крутой или нет.

Дэн смотрит в бинокль.

Елена Леонидовна охает:

– Мне покажите, мне! Как он на нее смотрит? Ой, слава тебе, Господи…

Глухую Евграфовну тоже не пущают:

– Дайте, я взгляну.

Дэн докладывает:

– Тачка – пипец! Ирке повезло. Мужик, что надо, в статусе.

Елена Леонидовна в истерике, ибо кружится голова от счастья.

– Дайте мне! – Вазу об пол! – Дайте мне посмотреть, уроды!

– Чего? – не понял Дэн.

– Идиот, тебя спрашивают – как он на нее смотрит? Он сведет меня с ума!

– Стоят, чего-то перетирают… типа, поедем катацца…

– Причем здесь тачка? Ну при чем здесь престижное авто?

– Тачка в сексе не помеха. А чего так долго тереть, блин! Ирка, не тупи, сцуко! Прыгай в тачку… Какие непонятки?

– Ну, при чем здесь секс? Мама, подмети вазу!

– Еще раз повторяю для тех, кто в танке – в доме ребенок.

Визжит как резаная:

– В доме ребенок, я сказала! Какой секс, уроды?!

Денис удаляется, почесываясь – спать. Ему эти бодания пофиг. Тем более, что Ирина уже в салоне авто.

– У меня сегодня день рождения, – говорит Алексей Германович, выключив музыку.

Ирине так странно слышать совсем рядом голос мужчины, которому она возможно нравится. А она чувствует, что нравится ему.

– Поздравляю. А где гости?

– На даче.

– Зачем же Вы уехали?

– За подарком. Я бы хотел побыть с Вами. Может быть, сделаете такой подарок? Мне Вас не хватает.

– Вам не хватает сына, а не меня.

– Вы прожили с ним два месяца. Я вас теперь воспринимаю как одно целое. Вас и сына.

– Мы не были одно целое…

К ее горлу подкатывает комок жалости.

– А может и были… Или стали…

– Вы испытали тогда оргазм? Он так этого хотел.

Ирина замолчала, женщины не любят разговоры про это.

– Это важно? К стыду своему, да.

Алексей Германович выходит из машины, закуривает, бросает сигарету, торопливо садится на место.

– И он, и Вы испытали все! Это была любовь! Но где дети от нее?

Он трясет Ирину за плечи.

– Где дети, Ирина? Где наши и ваши дети, я спрашиваю! Наши или ваши, мои или твои, все равно… Где они?

Ирина плачет, тело ее безвольно колышится в сильных руках Алексея Германовича. И она чувствует, что чем больше слез, – тем легче и легче ей становится.

– Я не знаю где… В небесах, наверно…

И не может понять, то ли плачет она еще, то ли уже поет.

Алексей Германович пришел в себя.

– Вам больно? Простите…

Ирина потрогала свои плечи, побывавшие в суровых руках самца.

– Вы что, собираетесь меня убить за то, что я не состоялась как рожальная машина?

И предложила – легко, зная, что не будет возражений:

– Наверно надо чего-нибудь выпить за Вас. Иначе мы так друг друга сведем с ума.

– Да, конечно, есть повод. Я знаю, хороший ресторан.

После ресторана они навеселе, – кажется, они нашли общий язык, перейдя на ты.

За рулем девушка-водитель. Такси везет их из центра Москвы в загородный дом Алексея Германовича. Они негромко и шутливо переговариваются, как будто произносят какое-то заклинание, понятное только им.

– Где дети?

– Я не знаю где…

– Где дети?

– Они скоро будут.

– Они ушли погулять?

– Да, погулять – и скоро будут.

Между тем на пустынных улицах уже рассвело.

Улицу оглашают вопли Джулии и Пенелопы, девушки возвращаются из ночного клуба. Правда, куда они идут – непонятно. Вот так пешком до Пролетарки, где снимают однушку на двоих?

Джулия колошматит сумочкой бестолковую и опять перебинтованную Пенелопу.

– Пока я пела – этой уродины не было в зале! Она не плакала, как все приличные люди, а шмоналась по туалетам!

– Я спустилась просто поправить чулочки!