Сергей Иванов - Противо Речия [сборник]

Типичный пример:

– Вчера Серегу видел, пообщались. Вопрос задал ему – пообещал помочь. Хороший он мужик…

В этот самый момент прижизненной канонизации «Серого» и включается описанный выше защитный механизм.

…НО бухает часто.

И ничего, что автор сам еле стоит на ногах после вчерашнего, до белых костяшек сжимая в руке спасительницу – бутылку. Так легче.

Или такой пассаж:

– Слышал, Антон жене машину купил? Молодец, да. НО в кредит.

Успешность и благополучие такого хорошего и положительного во всех отношениях Антона в одночасье множатся на ноль, и он из разряда небожителей благополучно возвращается в ряды простых нормальных (ненавижу это слово) людей.

Если брать по-крупному, то в этом смысле люди делятся на два типа: те, кто является хорошими людьми сам по себе, и те, кто делают все, чтоб ими казаться. Первым жить значительно сложнее, так как они патологически не обеспечены защитным механизмом от внимания окружающего мира. Чтобы хоть как-то выживать, им необходимо время от времени извлекать из себя мразь или, в крайнем случае, отвлекать условного противника серией непредсказуемых поступков, не поддающихся анализу и логике. Впрочем, все это приходит со временем, а полученный до выработки защитных рефлексов урон компенсировать невозможно.

Хорошие люди – самые несчастные люди в мире. Они меньше живут, хуже выглядят и постоянно недовольны собой. Хорошие люди – это, наверное, единственный в природе и, чего уж там, вымирающий вид, который в процессе жизнедеятельности наносит больше вреда себе, нежели другим, даже без всякого физического вмешательства. Их даже не жалко. Они здесь случайно. Именно поэтому хорошие люди, как правило, считаются плохими.

Второй тип людей всю свою сознательную жизнь посвящает совершенствованию своего образа. Образа умного, воспитанного, приличного человека. Если человек после трехсот граммов виски не расстегнул верхнюю пуговицу рубашки и не ослабил галстук – это определенно второй тип. Такие люди ходят на работу вовремя, аккуратно причесаны, у них всегда в наличии носовой платок в тон сорочки и внимательный с комсомольским прищуром взгляд.

У меня много таких знакомых и даже приятелей. Я видел, как одного из них два водителя выносили из ресторана в семь утра в горизонтальном положении, а в восемь он уже заваривал кофе у себя в кабинете все в том же туго затянутом галстуке. Их ценит начальство, боятся и презирают подчиненные. Но они никогда не подают нищим и всегда говорят официантам и автомойщикам «ты». Они верят, что путь в Царствие Небесное пролегает через Доску почета, а само Царствие представляет собой просторный кабинет с персональным санузлом, приемной и видом на свежепостроенный собор. В их представлении жизнь длится вечно – просто время от времени их переводят с одной ответственной должности на другую с тем же уровнем статуса, востребованности и достатка. А звания, награды и прочие почести призваны служить овеществленным доказательством в этой теории глобального самообмана.

Благообразные и благочестивые големы, плотно нафаршированные шаблонными морально-этическими суррогатами. Это они довлеют над всей этой макабрической хуйней, что творится вокруг, придают ей форму, подкладывают под нее одним им понятные смыслы, точно так же, как провинциальные мачо подкладывают в брюки теннисные мячики. Они цепки, непотопляемы и неуязвимы, ходят в клубы по интересам, а своим фаянсовым однояйцевым близнецам дают пафосные идиотские имена а-ля Жан-Поль, Марфа или Челубей и при самой малейшей возможности выпячивают наружу свой дутый, дезинфицированный, отпидорашенный полиролью внутренний мирок.

Их души выскоблены, словно матка после аборта, гладки, как эмаль, без единого заусенца, рубца или трещинки. Их сердца бьются ровно, как метрономы, не сбиваясь с такта ни при каких обстоятельствах. Потому что они «выше обстоятельств». Выше всей той нерациональной, саднящей и кровоточащей сущности, которая, тем не менее, позволяет людям ощущать себя живыми.

Единственное, что действительно пугает их, это забвение. Беззвучная и бесконечно монотонная пустота, ни внутри, ни снаружи которой нет и никогда не было ничего из перечисленного выше. Вот от нее-то они и бегут изо всех сил, любыми доступными способами набирая запас прочности, который позволил бы им как можно дольше оставаться на виду. И уж, поверьте, никто из них даже в мыслях не допускает, что забвение – далеко не худшее из того, что может предложить история.