Вы ведь не станете возражать, если я разделю свой рассказ не на главы, а на развилки? Во-первых, традиционные названия плохо пахнут: от слова “часть” так и несет расчлененкой, а от слова “глава” — усекновением. Во-вторых, по смыслу “развилка” подходит несравненно больше: разве не идет здесь речи о начале нового этапа… гм… кстати, не назвать ли тогда “этапом”?..
Нет, и “этап” нехорошо, уж больно по-каторжному. Развилка, она развилка и есть. Умри, лучше не скажешь. Потому что — и это в-третьих — развилка еще и выбор. Вот смотрите, сейчас я могу начать рассказывать о заслуженном диссиденте Серебрякове и о его жене Леночке. А могу — о сумасшедшем фермере Хилике Кофмане и о двух его таиландцах. Та еще развилочка, не правда ли? А могу еще о ком-нибудь… Ну, например, о парне по имени Ами Бергер, демобилизованном солдате-инвалиде… Куда пойдем, кого выберем? Знаете, пусть будет Ами — он мне во всей этой матаротной компании наиболее симпатичен.
Развилка 1: Ами Бергер
Вообще-то с этой стороны дома сидеть не рекомендовалось, особенно у окна. Может же такое случиться, что влетит “усама” прямо в окошко, разве нет? В стенах полосячья самопальная ракета оставляла лишь неглубокие вмятины, зато стекла и черепицу перекрытий пробивала за милую душу. Для удобства граждан при обстреле обычно срабатывала сирена армейской автоматической системы раннего оповещения, настроенной на характерный шлейф ракетного запуска. Для “усамы” времени лету из полостинского городка Хнун-Батум до Аминого окошка секунд десять, не меньше. Значит, по идее, всегда можно, заслышав сирену, вскочить и выбежать за стенку, в соседний коридор. Если попадет в окно, то комнату, конечно, спалит, но не более того. А через крышу и вовсе не страшно: там перекрытие усилено, выдержит.
Но это все только по идее, потому что на практике не может Ами Бергер вскочить, не говоря уж о том, чтобы выбежать. Не на что вскакивать, не на чем бежать. Вернее, есть, но не работает: болтаются длинные и тяжелые Амины ноги сами по себе, как, прости Господи, про что и не скажешь в приличном обществе. Не то чтобы они совсем неживые: теплые и от щекотки дергаются, а вот слушаться не желают напрочь. Порвался где-то проводок, непреодолимые помехи на линии. Им, ногам, из штаба: “Ау, ноги! Шагом марш!” А они, понимаете ли, ноль внимания, фунт презрения. Надо бы отрезать на фиг, как бесполезный балласт, да доктора не соглашаются. “Погоди, — говорят, — не спеши, бывает, что и восстанавливается. Редко, но бывает. А отрежешь — точно уже не вернешь”.
Врут, плешивое отродье. Всегда легче не делать, чем делать, вот и ищут отмазку. С чего бы этим чертовым ногам восстановиться, если за все три года никакого сдвига не было, даже самого маленького? Три года по госпиталям, да по восстановительным центрам, три года в обнимку с ортопедами, три года мучительных упражнений, растяжек, массажей, процедур — конвенциональных и альтернативных, три года ежедневной каторги, три года пусторозовых надежд, обернувшихся полновесными разочарованиями…
Нет уж, хватит, сколько можно. За окном завыла сирена, Ами поднял голову от учебника, засек время, прислушался. Вот просвистела над головой пролетная “усама”. Девять секунд. Мог бы и успеть до коридора, если б захотел, ползком или на костылях. Но не хочется. Потно это как-то и непонятно, надо ли… Так… Долго что-то летит… Донесся гром далекого взрыва. Хотя нет, нормально, еще тринадцать секунд. Вместе получается двадцать две — как раз от Хнун-Батума до центра города N. так что все в порядке, сходится.
Ами неохотно вернулся глазами к странице. Кой черт сдался ему этот Упыр-колледж? Было бы еще что-нибудь интересное, а то ведь сплошной трындеж про потепление народа и эксплуатацию климата… или наоборот? Тьфу, зараза! Ну зачем ему это?
А все Моти Наве, социальный работник из последнего по счету восстановительного центра — он удружил, он насоветовал. Не обращая внимания на протесты, укатил Амину коляску из больничного холла, от телевизора с баскетболом, укатил прямиком в свой заваленный распухшими папками закуток, сел, скрипнув ремнями, весело тряхнул мелкими седеющими кудряшками.
— А не пора ли тебе, парень, к жизни возвращаться? Сколько можно по ортопедам гулять?
— Гулять? — удивился Ами. — Ничего себе гулянки. В подвалах испанской инквизиции и то веселей гуляли.
Моти усмехнулся, кивнул на свои ножные протезы.
— Не один ты такой, болезный. Только хватит уже, Ами, братишка. Этак в больнице и состариться можно. Зачем тебе это?
Читать дальше